В Бирюк - Обмасонивание [СИ]

Из тысяч людей, до которых была доведена эта новость, лишь я да Софья могли иметь по этому поводу какие-то переживания. Я — потому что во Вщиже бывал, нас там побить хотели. Но я болтался в Луках. А вот Софья…

Не думаю, что Софья сразу кинулась составлять детальный план. Просто известие о вдовстве дочери, помимо чисто материнского желания увидеть своего ребёнка, вызвало ещё одно… даже не мысль, скорее — инстинктивное чувство: ещё одна возможность… ещё один кубик… для чего-то.

Из прежних застольных бесед с погостным попом она знала, что у того есть родственник, из этих же потомственных муромско-рязанско-черниговских попов, который служит в Коломне. Большого ума человек.

Мотивируя тем, что Изерген очень трепетно относится к ритуалам православия, она интересуется у своего попа:

— Можно ли резать в воскресенье скот, если необходимо, или птицу?

На что поп вполне корректно отвечает:

— Воскресенье — чистый и праздничный день, чтобы идти в церковь и молиться, так пусть дела не будут этому препятствовать. А чтобы резать в воскресенье что нужно — нет беды, ни греха, если будет простое воскресенье или праздник, или гости, или что иное — не возбраняется.

Софочка радуется:

— Слава те, господи, не согрешила!

Но просит уточнить:

— Ты у твого родственника спроси. На всякий случай. А то у нас тут олешек пойманный в загоне ходит. Не скот, не птица… Удмурты в гости придут — зарежем. Дозволено ли?

Погостный поп в Софье — тоже души не чает. Не в смысле… как вы подумали, а по христиански: праведная дщерь церкви нашей. Всегда и поклонится щедро, и в делах помощница, просфору, к примеру — кроме неё никто…

«Просфоры следует печь такой женщине: чтобы не блудила, и была бы чиста».

Софочка, конечно, с Ипаем невенчана живёт. Но других тут нет. А они — как муж с женой… И насчёт чистоты… Как у Софочки месячные — вся община без евхаристии. Тело Христово не претворяется. Ибо не из чего.

Нифонт советует Кирику купить новые просфоры на торгу. У нас тут… не окрестности Новгорода — купить негде.

Конечно, есть и неосвященные просфоры — на них можно совершать проскомидию на второй неделе после выпечки. Но кому ж охота чёрствым хлебом причащаться?

Софочка порхает мотыльком. По темам в беседе застольной. И, в какой-то момент, «к слову», выдаёт:

— Жалко вдовицу сирую. Княгиню-то Вщижскую. Уж она-то молода-молодёшенька, одна-одиношенька. Некому вдовицу утешити. Слово доброе сказати, слёзыньки горькие утерети.

Поп, уполовинивший ведёрный самовар, благостно отдувается:

— Ничо, мир не без добрых людей, и тама отцы духовные есть, поуспокоют душу юную, поддержку дадут, поучение уместное…

— Не скажи, не скажи, батюшка. Вдовица-то княгиня. Ей бы вровень утешальника найти… утешальницу. А! Есть же! Княгиня Рязанская. Добрейшая, как я слыхивала, женщина. Даром что немецкого племени. Точно! Вот она-то слёзоньки вдовице новоявленной и утрёт мягенько. И княгиня, и с умом-возрастом, и душа добрая… Ты, как родню-то свою спрашивать про олешка будешь, отпиши — пусть посоветует в Рязань-город идти. Глядишь — и доброе дело получится. Господь с нас за заботу о вдовице безвинной пару-то грехов и спишет.

Сколь много ненужных, несуразных дел совершается на Руси просто от безделья. Чехов, формулируя подобное утверждение, имеет ввиду времена куда более поздние. Но и нынче, из лучших побуждений, в намерении сделать «благое дело», люди творят… разное.

Поп совет Софочки родственнику своему — отписал. Телеграф — передал.

А чего ж нет? Основной в послании технологический вопрос: олешек — скотина или птица?

Почему барка с Вщижской вдовой от Коломны пошла вниз по Оке, а не вверх в Москва-реку? По совету Софочки, переданному ею через одного попа другому?

Пребывая в растерянности, Ростислава не могла ничего решать. Ближники её тоже не имели ясной перспективы. Гребцов на барке мало, против течения не выгрести, посадник Коломенский всеми силами увиливает от необходимости давать людей — весна, все огрехи, снегом прикрытые, нынче вылезли, мужики к севу готовятся, одно межевание чего стоит… А прямого приказа нету.

Запросить приказ? — Посадник… очень не рвётся. А княгиня — смысла телеграфа не понимает, хотя вышки видит.

— Пойдём-ка вниз. А там… Князь Рязанский Живчик дочери друга и господина своего поможет, даст людей, вода спадёт и по Клязьме…

Кроме всего прочего, Ростислава боялась встречи с отцом. Вроде бы вины её в смерти Магога нет. Но давние, важные расчёты Боголюбского на Вщиж, на то, что с Десны вороги не придут — провалились. Для Андрея дочь… конечно дорога. Но государственные дела дороже. Утешения Ростислава не ждала. А ждала пострига да кельи монастырской. При более-менее резких словах отца. Впереди маячил заруб.

Разница между зарубом и порубом — в добровольности. В первый — своей волей идут. Или тем, что «своей» — названо будет. А так-то… яма.

В Боголюбово княгиня и спутники её — не торопились.

Софочка, узнав у связистов, что барка Вщижская скатывается по Оке, убедительно показала Ипаю, что погосту для развития — много чего не хватает. Всяких мелочей, одного-другого-третьего… И убедила отправить её во Всеволжск.

— Я ж там служила! У самого Воеводы на подворье жила! Меня ж там знают-помнят. Всякие ходы-выходы…

Ипай отправил её, с подарками, с оказией в столицу. Где умная Софья не попёрлась на воеводское подворье — там дело быстро бы дошло до Агафьи или Ивашки, а остановилась у одной из своих знакомых.

Бабы замуж выходят, детями обзаводятся, живут с мужьями своими где тем указано. И своих давних знакомых, по делу приехавших, с радостью принимают.

Связисты с погоста просили своих коллег в городе помочь «доброй женщине». А та ещё и подарки привезла.

Не-не-не! Не шкурки. За шкурку без казённого клейма — можно запросто в каторгу загреметь.

— А вот мёдок. Прошлогодний, удмуртский, лесной. Особенный! Духлявый! Чтобы жизнь послаще была. А вот травка. Заварить и пить. Ну… дело-то ваше молодое. Чтобы и бабам с вами слаще было…

Среди прочей, чисто из уважения, беседы:

— А вот, помнится, княгиня Вщижская… Из Рязани баркой идёт? В Муром, поди? А когда? Ах, бедняжка, такая молоденькая, а уже… ну, бывайте, добры молодцы, служите хорошо.

Движение плав. средств отслеживается. Тайной для моих насельников не является. Иная каждый день заявляется:

— А мой-то… на такой-то лодочке… нынче где?

Есть ограничения по информации о воинских караванах, есть — по особенным торговым. Но тут… какая-то левая барка… Добрая женщина, чисто из сочувствия… А что? Это секрет?

На моих землях нет разбойников. Это, отчасти, следствие «информационной открытости». Когда подобный ватажок заявляется — аврал. Поднимаются и сыскари, и егеря, и войско, и корабельщики. И Всеволжские, и местные. Сыск идёт до полного уничтожения.