Орсон Петерсен - Работа над ошибкой [litres]

– Пойду вперед. Найду организаторов, узнаю что к чему.

Протиснувшись сквозь толпу, Ян скрылся за массивными резными дверями дворца. Эмиль и Алена остановились у забора, чуть в стороне от скопления людей. Не говоря ни слова, Алена протянула брату открытую ладонь. Эмиль взял сестру за руку.

– У тебя холодные руки. Замерзла?

– Они у меня всегда холодные. Даже в жару. А сейчас я еще и нервничаю. Сколько же здесь детей? Человек пятьдесят, не меньше. И каждый, надо полагать, талантлив. Ты собираешься всех одолеть?

– Такой план.

– Мне кажется, я переживаю больше тебя. Совсем не волнуешься?

– Еще как волнуюсь, но это дополнительная энергия. Главное, обуздать ее. Я справлюсь!

– Ты, конечно…

Из здания на крыльцо вышла представительница организаторов конкурса и пригласила всех войти в помещение.

В оформлении внутреннего убранства дворца переплетались различные стили и направления: рококо, ренессанс, барокко, ориентальный стиль. Юные участники конкурса и их сопровождающие ожидали начала концерта в просторной Фламандской гостиной, украшенной дубовыми филенчатыми панелями и живописными полотнами. В помещении стоял галдеж. Голоса людей перемешивались с беспорядочными звуками струнных и духовых инструментов, усиливая какофонию.

Эмиль и Алена молча стояли у стены зала. Времянкин оценивающе разглядывал конкурсантов, пытаясь по внешнему виду и уровню самоконтроля определить сильнейших соперников. Дети постепенно заражались друг от друга состоянием мандража. Многие с трудом справлялись с эмоциями: кто-то плакал, кто-то судорожно разминался, кто-то пребывал в ступоре, кто-то, не находя себе места, лихорадочно бродил по залу. Эмиль внимательно подмечал все признаки нервозности, и мало-помалу уверенность в собственных силах крепла в нем. Он знал, что делать с волнением. Он был спокоен, и это спокойствие являлось его неоспоримым преимуществом.

Переводя взгляд с одного участника на другого, он вдруг остановился на девочке лет восьми, разместившейся на изящном канапе в противоположном конце зала. На ней было пышное бордовое платье. Белый ободок наушников придавливал тупей рыжих волос. Было в ней что-то, что отличало ее от остальных участников. Она сидела вальяжно, откинувшись к стене. Ее ступни, обутые в белые туфли, покачивались в воздухе, очевидно, в такт музыке, которая звучала в наушниках. Она жевала жвачку и надувала большие пузыри. Пузыри лопались, покрывая подбородок и кончик носа девочки зелеными лоскутами. Она ловко, при помощи языка, отлепляла резинку от лица, возвращала ее в рот, жевала и надувала очередной флуоресцентный шар. Девочка не озиралась по сторонам, как многие другие дети. Она спокойно разглядывала какие-то картинки в буклете.

«А вот она уверена в себе. Похоже, совсем не волнуется. Интересно, на чем она играет?» – думал Эмиль. Он обратил внимание на странного вида мужчину и женщину, между которыми сидела девочка. На вид им было лет по сорок, и они были абсолютно одинаково одеты: оба в джинсах, белых кроссовках и коротких черных кожаных куртках с подплечниками. Глаза обоих скрывали солнцезащитные очки классической формы. У женщины было пепельное каре с начесанной челкой. Она сидела, сунув руки в карманы куртки. Мужчина был крупным, с массивным усатым лицом и седоватой стрижкой-площадкой. У него на коленях лежал черный скрипичный футляр. Мужчина придерживал его своими огромными ладонями. В его руках кофр выглядел крохотным. В целом эта парочка смотрелась так, словно прибыла из конца восьмидесятых двадцатого столетия, и больше напоминала телохранителей, нежели сопереживающих опекунов. Они бесстрастно смотрели прямо перед собой и тоже жевали жвачки, надувая пузыри. «Телохранители», – подумал Эмиль. К странной троице, прихрамывая, подошел щуплый мужчина с загипсованной ногой. В руках он держал какие-то бумаги. Мужчина встал напротив девочки и начал говорить что-то, обращаясь только к ней. Она спустила наушники на шею и, не меняя расслабленной позы, продолжая активно жевать, слушала, что он говорит. Складывалось впечатление, что девочка не испытывает никакого уважения к этому человеку. Он словно отчитывался перед ней, как перед большим боссом. При этом «восьмидесятники» никак не реагировали на мужчину с гипсом. «Точно телохранители», – заключил Времянкин.

К Алене и Эмилю подошел Ян. У него в руках тоже были какие-то бумаги.

– Мы играем сорок первыми, – сообщил педагог.

– Сорок первыми? – уточнил Эмиль.

– Это проблема?

– Нет.

Времянкин почесал затылок.

– Хорошо. Как настроение? Волнуешься?

– Все в порядке. А вы?

– Я? – переспросил Ян и щелкнул гортанью. – Я тоже в порядке. Ну что ж, как я понял, через десять минут начало. Можно сходить в туалет или что-то еще, если надо.

– Не надо.

– А я, пожалуй, схожу… – напомнила о себе Алена. – Куплю воды, – немного подумав, добавила она.

– Потом приходите сразу в Английский зал. Занимайте любое свободное место, – проинструктировал Ян.

– А вы?

– Мы будем ждать своей очереди здесь.

Алена наклонилась к Эмилю и поцеловала брата в щеку.

– Ты лучший! Люблю тебя! Ни пуха!

– Спасибо, сестренка! Я тоже тебя люблю.

– Не спасибо, а к черту.

– Как скажешь.

– Ну все, я пойду.

Алена аккуратно стерла с щеки мальчика след от помады, выпрямилась и направилась к дверям. Эмиль и Ян провожали ее взглядами. Перед самым выходом она обернулась, улыбнулась и помахала брату рукой. Ян помахал ей в ответ и быстро переключился на своего подопечного.

– Волнуешься?

– Вы уже спрашивали.

– Ну да. Ну да.

– Не переживайте, все нормально. Чувствую себя хорошо.

– Ну да.

– Вас что-то беспокоит?

– Сомневаюсь, говорить или нет…

– Скажите.

– В жюри Оливье Кассаветис.

– Кто это?

– Это, дорогой мой Аэмилиус, один из лучших исполнителей Равеля современности. Таких надо знать! Чуть ли не главный специалист по его творчеству. Вот так вот.

– Ну и?..

– У нас первым номером идет Токката. Если сегодня ему не понравится твое исполнение, до завтрашнего тура можем и не добраться. Поменять, что ли, местами с Сергеем Васильевичем?

– Думаю, нужно оставить все как есть. Мы специально составили программу так, чтобы поступательно раскрывать мои сильные стороны. На мой взгляд, это верная стратегия.

– Ну да. Ну да.

– Вы сказали Аэмилиус?

– А да… Эмиль происходит от римского Аэмилиуса. Знаешь, что означает твое имя?

– Соперник, кажется. Я не помню. Помню, что в юности не любил свое имя, но со временем привык. Сжился, ничего.

– В юности? Это забавно.

– Я сказал в юности?

– Еще как сказал.

– Мне часто кажется, что мне лет девяносто. Будто я уже родился стариком. У вас такое бывало?