Орсон Петерсен - Работа над ошибкой [litres]

Следующий участник, по мнению Яна, сыграл намного хуже. Сороковым номером должен был выступить восьмилетний пианист. Мальчик не справился с волнением и, расплакавшись, ушел со сцены, так и не начав играть. Его встревоженные родители вбежали в гостиную и принялись громко выяснять, что могло послужить причиной провала. Они настаивали на повторном подходе мальчика к инструменту и спорили с организаторами конкурса. Из-за этого инцидента в концерте образовалась небольшая пауза. «Конкурсы – это зло!» – подумал Времянкин. Ему было искренне жаль парня, не выдержавшего напряжения. Между тем Эмиль и Ян уже стояли за кулисами Английского зала бок о бок, глядя на сцену в ожидании объявления.

– Эмиль, – негромко обратился Ян.

Мальчик поднял голову.

– Знаешь, что написал о Равеле лондонский «Таймс» в тысяча девятьсот двадцать четвертом году? «Прослушать целую программу сочинений Равеля – все равно что весь вечер наблюдать за карликом или пигмеем, выделывающим любопытные, но весьма скромные трюки в очень ограниченном диапазоне».

Эмиль улыбнулся.

– «Почти змеиное хладнокровие этой музыки способно вызвать отвращение. Даже красоты ее похожи на переливы чешуи у ящериц или змей». Понимаешь, к чему я?

– Невозможно нравиться всем?

– Ээээм.

– Сейчас меня уже объявят.

– Меньше пиетета, вот что я хотел сказать. Не нужно слишком уважать Равеля. Будь с ним на равных, спорь с ним, не уступай! Ты…

Не успел Ян закончить, как к микрофону подошел конферансье. Он принес зрителям извинения за задержку и объявил Эмиля.

– «Гробница Куперена». Токката. Исполняет ученик музыкальной школы номер один города Пушкино, Времянкин Эмиль. Семь лет.

В зале раздались аплодисменты.

– Я понял, о чем вы. Сделаю, – уверил учителя Эмиль и повернулся к сцене.

Он на мгновение замер, уставившись в дощатый пол. Времянкин готовился сделать шаг на сцену. Важный шаг, за время которого многие успевают потерять себя. Он понимал, что необходимо четко осознавать все, что будет происходить после этого шага. Нельзя воспринимать публичное выступление как пытку и терпеть неудобство. Нельзя играть, стиснув зубы. Нельзя задыхаться от стресса. Надо дышать. Ровно. Полный контроль над собой и залом. «Все внимание на меня», – подумал Эмиль и сделал шаг.

Он вышел на авансцену и спокойно осмотрел зал. Улыбнулся и поклонился, прижав руку к сердцу. Зрители поприветствовали Эмиля. Мальчик развернулся и направился к роялю. Педальный адаптер был уже установлен. Времянкин сел на стул, привстал, пододвинул стул ближе к инструменту и снова сел. Он еще раз поднес ладонь к сердцу, погладил конька на удачу и занес руки над клавишами рояля. Па-па-па-па. Па-па-па-па. Па-па-па-па. Начал Эмиль, словно чеканя сообщение морзянкой.

Звучала Токката, вводящая в область виртуозной бравуры, строго ограниченной рамками избранных композитором технических формул. Это разнообразные формы репетиций и аккордов martellato, идущих от Листа и Балакирева. В пьесе господствует динамика ровного и непрерывного движения, нарастания широко раскинувшихся пассажей. Равель – мастер длительного крещендо, достигаемого путем преобразования элементарных пассажных форм. Движение устанавливается сразу и остается неизменным до конца пьесы. Его размеренность разнообразится сменой акцентов. В своем неудержимом размахе оно устремляется в верхние регистры инструмента, где пассажи обретают особый металлический блеск. Все это создает впечатление неодолимо рвущегося вперед звукового потока. В бушевание пассажей вплетаются мелодические голоса, как бы всплывающие из глубины на поверхность, внося в звучание эмоциональный оттенок. Равель искусно пользуется вновь вводимыми деталями для нагнетания динамики, особенно в конце, где возникает мощная кульминация. Важную роль здесь играют ритмические перебои. Они сочетаются со скачками баса, охватывают широкий диапазон, создавая эффект заполнения пространства.

7 января. Суббота

Конкурсы – это зло! Мальчик, который так и не заиграл, не выходит у меня из головы. Очень его жалко.

Помню, у одного знакомого музыканта была идея проводить альтернативный конкурс пианистов. Он предлагал, чтобы все участники одновременно, по выстрелу из сигнального пистолета, как можно быстрее сыграли бы какой-нибудь этюд. Интересная мысль! Допустим, это Первый этюд Шопена – он очень хорошо подходит, даже звучать будет неплохо. Можно было бы техническим способом вычислить, кто сыграл быстрее и при этом задел меньше фальшивых нот. Можно даже, чтобы это происходило беззвучно, считывать нажатия клавиш – и все. И зрители не нужны.

В общем, по результатам первого тура у меня первое место! Удостоился похвал Кассаветиса. Ян был рад, что и говорить, Алена тоже. На втором месте Мелания Журавлева с небольшим отставанием по баллам. Как и предполагал Ян, она стала моим основным конкурентом. Из пятидесяти человек отсеяли двадцать пять. Завтра второй тур. У меня есть пара часов на чтение. Сегодня – Бажов «Медной горы Хозяйка» и Тургенев «Муму». Потом спать.

Еще из событий дня: когда мы вернулись в отель, в фойе Алену ожидал Аркадий!!!! Сидел на диванчике с букетом цветов. Когда он увидел нас, выражение лица у него было совершенно идиотическое. Интересно, что само лицо я так и не запомнил, как будто память отказывается помнить его. А выражение запомнил. Он встал, улыбаясь во все зубы, очевидно довольный собой. И взгляд такой приторно преданный. Неужели он думает, что никто не замечает его притворства? А может, это и не притворство? Возможно, запах прибыли пробуждает в нем искреннее желание любить? Деньги плюс любовь – Фулл хауз! Дымка абсолютного комфорта. Пьянящая химера счастья. Может, только снаружи он выглядит по-идиотски, а внутри все клокочет?

В любом случае он испортил момент своим появлением. Нам троим хотелось подробно обсудить итоги первого тура, высказать впечатления от выступления и попросту разделить радость. В итоге Алена осталась с ним, а мы с Яном пошли ужинать в ресторан отеля. Думаю, по моей скисшей мине, было видно, что я недоволен неожиданным появлением сами знаете кого, но, спасибо Яну, он не касался этой темы за ужином – мы говорили только о предстоящем выступлении.

Сейчас я сижу в номере. Алена где-то с Аркадием. Скорее всего, он приехал еще утром, думаю, именно поэтому ее и не было в номере, когда я проснулся. Да уж. Ладно. Это ерунда. Нельзя отвлекаться. Дело еще не сделано. Пришло время отдохнуть – значит, буду отдыхать.

На следующее утро все повторилось. Алены в номере не было. Чистая выглаженная рубашка и брюки аккуратно лежали на стуле. Начищенные до блеска туфли стояли под стулом. Эмилю было приятно, что сестра проявляет такую заботу. «Несмотря на бурную личную жизнь, она не забывает обо мне», – думал он.