Орсон Петерсен - Работа над ошибкой [litres]

Первоклашки еще получают удовольствие от учебы. Это побуждает их к изучению нового. После начальной школы приходится искать для детей дополнительные стимулы, чтобы они учились. Отметки? Ложная мотивация. Они скорее для родителей, чтобы те видели показатели своего ребенка и своевременно реагировали. Как правило, родители уже знают, чем подкупить отпрыска. Тем, от чего он получит удовольствие. Новая одежда, игра или что-то еще – это мотивация для ребенка учиться. Посули ему желанный сахарок, и он на коротком поводке. Бывает, что связь в семье нарушена, родителей мало интересует жизнь их детей, и те живут в свое удовольствие. Не учась. Подростки раздражают меня. Зацикленные на себе, закомплексованные бестолочи. И, кажется, я был таким же.

Одно из преимуществ моего превращения – это общение с детьми. Я вспоминаю свою прежнюю жизнь и грущу об ушедшем времени. А потом вспоминаю, что у меня снова все впереди, и это придает мне сил двигаться дальше.

Удовольствие. В моей прошлой жизни оно было. Но, как мне казалось, недостаточно. А ведь нужно было просто осмотреться. Для взрослого любознательного человека мир таит множество удовольствий. Только увлекись. Чего и говорить. Новую жизнь я начал с того, что решил превзойти всех, показать лучший результат и насладиться победой. Удовольствие. Ян прав, я хочу этого. Но он не учитывает, что я умею наслаждаться процессом. И для меня это гораздо важнее. Сейчас я втянулся еще и в процесс обучения. И это меня радует. Что меня не радует, так это всевозможные препятствия на моем пути. При этом возникают они словно из ничего. На пустом месте, внезапно, вырастают разрушительные вихри идиотизма. Стоит высунуть нос из норы, как случается какая-то ерунда. Видимо, мне нужно реже выходить из дома. Только на репетиции и на концерты. На этом контакты с внешним миром стоит ограничить. Пока все не уляжется, по крайней мере. Буду больше времени проводить дома. За учебой. Чудо! Вот это жизнь! Надо купить пианино. Чтобы заниматься, не выходя из квартиры.

В воскресенье у меня выступления перед какими-то важными особами.

Дерьмовый день. В помойку. Шатается зуб.

Я только что вырвал молочный зуб. Трудно быть серьезным без двух передних зубов. Ха-ха. Ну и вид у меня. Ребенок совсем. Я даже прослезился. Пожалуй, лягу спать. Устал.

Эмиль ворочался в постели уже более часа, не мог уснуть. Он прокручивал в голове разговор со следователем и Яном. Одна мысль не давала ему покоя. «Когда Веселов спросил, как мне удалось остановить Двоих, я ответил абстрактно. Мол, их остановила угроза моему здоровью. И все. А после ухода следователя Ян не спросил, что именно я сделал. И это странно, по-моему. Похоже, ему все равно. А ведь я мог и ударить себя по пальцам, от избытка чувств, так сказать. Хрен с ним. И с этим днем», – подумал Эмиль. Он откинул одеяло, слез с дивана и пошел по темной квартире в кухню. Там он выпил воды и вернулся в комнату. Времянкин остановился у стола. В лунном свете лежала тетрадь Яна. Эмиль какое-то время просто смотрел на нее, почесывая лопатку. «Все равно придется играть это. Вариантов нет. Какая-нибудь романтическая чушь, скорее всего. Или пафос жуткий. Как не хочется, кто бы знал. Ну давай. Чего тянуть. Это как зуб вырвать – лучше резко», – думал Эмиль. Сразу после этой мысли он включил настольную лампу, повернул ее к дивану, поменял положение подушки под сидячий режим, залез под одеяло и взял ноты со стола.

– Ладно, поглядим, – произнес Эмиль на выдохе и, устроившись поудобнее, открыл тетрадь.

Первая страница оказалась титульным листом. На ней красивым шрифтом было напечатано: «Дополнение к симфонической сюите Густава Холста «Планеты». Часть восьмая – «Теллура» (Земля). Композитор – Ян Полуэктов».

– Хм. И шрифт красивый подобрал. Написание выглядит знакомым.

Времянкин поднес тетрадь ближе к свету, чтобы лучше разглядеть надпись. «Много болтаешь», – вспомнил вдруг Эмиль. Он отложил ноты, вскочил с дивана и убежал на кухню. Вскоре вернулся с карточкой, которую ему дала женщина, когда он пытался установить контакт с Двоими. Там было написано: «Много болтаешь». Времянкин сравнил два шрифта – они были идентичны. Мальчик бросил карточку на стол и забрался в постель.

– Хм. «Теллура», значит. Ладно. Замах на рубль, посмотрим, что с ударом.

Эмиль перевернул страницу и начал читать ноты. Его лицо вдруг стало серьезным. Времянкин поджал губы и напряг крылья носа. Дочитав до конца, он отложил тетрадь, слез с дивана и принялся ходить кругами по комнате. Эмиль думал. Его думы закончились вызовом советчика. Мальчик пробудил конька.

– Привет!

– Здравствуй, Вергилий!

Времянкин тяжело вздохнул и сдул со лба челку.

– Ничего, что я в трусах? Жарко дома. Батареи горячие.

– Хмм. Мне все равно. Чем опечален?

– Да вот думаю: сразу отправиться к Василисе или сначала с тобой поговорить? Надоела эта чехарда. Сдамся на милость царицы, и мукам конец.

– Что случилось?

– Ты не в курсе?

– Смотря о чем ты.

Эмиль приподнялся со стула и дотянулся до тетради Яна, которую оставил на постели. Он раскрыл ноты перед графином с водой, в котором дрейфовал конек.

– Вот об этом.

– Тетрадь Яна?

– Да, это его тетрадь.

– И что в ней?

– В ней восьмая часть «Планет» – «Теллура».

– Хм.

– Ян решил тихонечко примоститься к чужой славе. Встать, так сказать, в ряд великих.

– Как раз «Земли» в «Планетах» и не было?

– Дык, вот. Наш гений задумал восполнить пробел. Теллура не вполне вписывается в астрологическую концепцию Холста, но в астрономическую – очень даже.

– Ну и как? Удачно?

– Даже не знаю, что сказать. Он все продумал. И площадка для премьеры отличная. На конкурсе будут сотни специалистов со всего мира. И пресса. Хитер.

– Ты убрал меня в шкаф вместе с рубашкой, поэтому я не видел нот. Что там?

– Там, дорогой мой Мефисто, акт вероломства.

– Поясни.

– Он присвоил мою вещь. Так-то. Композиция, у которой не было названия. Я сочинял ее последние пару месяцев. Как тебе это?

– Ого! Ты уверен, что это она?

– На миллиард процентов уверен! Как с ним иметь дела? Он ненормальный! Он ведь угрожал мне. Я будто забыл об этом. Вроде даже начали нормально общаться. И тут наааа по башке.

– А где он мог ее услышать? Насколько мне известно, ты не играл ее при нем.

– Хм. А ведь ты прав. Где он мог ее услышать?

– Если не ошибаюсь, ее слышал только один человек и Двое… Валера, Двое, а больше никто.

– Это так. Любопытно. Думаешь, Двое могли как-то передавать информацию Яну.

– Почему бы и нет? Могли записать. А возможно, Ян незримо присутствовал, когда Двое были рядом. Они могли быть его глазами или ушами. Для них такое организовать – раз плюнуть.