Сергей Кузнецов - Живые и взрослые [трилогия]

– Мы поддерживаем ваши идеи, – строго начинает Марина. – И мы уверены, что нужно разрушить тюрьму, а военный гарнизон должен покинуть Банаму и вернуться домой. Но мы бы хотели начать с тюрьмы. Там сейчас наш товарищ… и, если его не освободить, Контора получит ценнейшую информацию, благодаря которой сможет развязать новую войну и, возможно, даже разрушить Границу.

Лёва видит, как дернулась Ника. Неужели она не понимает, что Марина врет… ну, то есть идет на военную хитрость, чтобы спасти Гошу? Нет, вроде успокоилась. Только бы Чезаре поверил!

– Этого не случится, – решительно говорит Чезаре, – мы совершим налет на тюрьму. Даже если не уничтожим ее с первого раза, освободим вашего товарища и предотвратим разрушение Границы. Сколько дней у нас есть на подготовку операции?

– Нисколько, – отвечает Марина. – Чем скорее – тем лучше. У нас уже давно нет от него вестей.

– Не беспокойтесь, – кивает Чезаре, – у нас в тюрьме свои люди, мы наведем о нем справки. Оружие и боеприпасы закажем сегодня же. Они прибудут в среду, и в четверг мы нападем.

– Прекрасно, – говорит Марина, и Лёва еще раз удивляется тому, как решительно она говорит, – мы будем на связи. И кстати, о боеприпасах. Можете заказать для нас два боекомплекта к пистолетам «Хирошингу-2001», сорок пятый калибр, магазин на двадцать патронов?

Чезаре кивает и делает пометку в блокноте.

– «Хирошингу-2001», – с уважением говорит он. – Специальная модель, увеличенная убойная сила. Достойное оружие.

Снег падает пушистыми хлопьями, они планируют, как парашютики, опускаются медленно, словно в кино. Никита рассказывал, что в некоторых областях Ниппонии цветет вишня – и все приходят любоваться, как опадают белые лепестки, даже из других областей приезжают. Да уж, ниппонцы знают толк в прекрасном, в этом им не откажешь, думает Лёля и представляет, что снег за окном автобуса – это лепестки. Не получается: лепесток не прилипает к стеклу и не сползает мокрой нашлепкой.

Ну и ладно. Лёля улыбается и, спохватившись, начинает проталкиваться к выходу – надо же, чуть не проехала свою остановку!

Она легко выпрыгивает из автобуса (главное – не угодить в лужу под мокрым снегом) и бежит по широкой лестнице Основного Здания. В такие минуты Лёля любит представлять себя со стороны: красивая девушка, в короткой шубке, джинсах в обтяжку и франкских сапожках. Первокурсница Университета, лучшего вуза страны.

На середине лестницы ее догоняет Глеб:

– Привет, Лёль!

– Привет!

В мертвых фильмах люди при встрече целуют друг друга в щеку. Вот было бы странно, если бы она, приходя на занятия, целовалась со всеми мальчишками!

Помпезное, богато украшенное шпилями и скульптурами Основное Здание Университета – одна из пяти высоток столицы. У основания широкой лестницы – две статуи, слева и справа: пограничник с собакой и спортсменка с веслом, оба под три метра ростом. Никита рассказывал, что еще десять лет назад был обычай – первокурсники на первое сентября забирались на постамент и садились верхом на собаку, но потом кто-то свалился, и ректорат строго запретил такие забавы. То есть нельзя сказать, будто до этого они были разрешены, пояснил Никита, но тут пообещали отчислить любого, кто попробует туда залезть.

Отец Никиты – профессор филфака, так что историю Университета Никита знает отлично. Иногда он, конечно, рассказывает совсем удивительное: мол, Основное Здание за пять лет до войны построили ветераны Проведения Границ, которых специально для этого арестовали и направили сюда под конвоем сотрудников Учреждения. Якобы все пять высоток так и строили. Лёля тогда спросила, почему не могли строить обычные строители, а Никита объяснил, что это что-то вроде жертвоприношения. Пять высоток – это же вершины звезды, вписанной в круг, она должна охранять столицу. Ну, считалось, чтобы усилить охранную силу, нужно было строить именно так.

Лёля, конечно, ему не поверила.

Глеб придерживает тяжелую дверь, Лёля ему улыбается. Ей кажется, Глеб немножко в нее влюблен. Это приятно. Многие мальчики влюблены в нее, а вот ей никто особо не нравится. Ну, может, немножко Никита – с широкими плечами пловца, светлыми локонами и циничной улыбкой человека, много повидавшего в жизни. Никита старше Лёли на два года: после школы не стал никуда поступать, а пошел в армию. Говорит, служил на Границе, но подробностей не рассказывает. Тоже, небось, была собака и автомат с серебряными пулями.

Лёля проходит мимо афиши университетского клуба – в пятницу снова показывают «Запас прочности». Может, еще раз сходить? Илья Гурамов такой красавчик! Точно, сначала в кино, а потом на дискотеку в Дом Студента. Главное – портвейна пить поменьше, чем в прошлый раз.

У лифтов, как всегда, очередь, так что Лёля с Глебом вбегают в аудиторию под треньканье звонка. Лёля садится на свободное место, достает тетрадку и бережно конспектирует все, что говорит молодой преподаватель у доски.

Обычный университетский день прилежной первокурсницы. После занятий Лёля вернется домой, подготовится к завтрашнему семинару, найдет предлог позвонить Никите (ой, надо уточнить задание!), вечером посмотрит с родителями телевизор, полчаса поваляется в ванне (маме как раз привезли италийские ароматические соли) и отправится спать.

Если спросить Лёлю о будущем, она скажет, что на отлично закончит Университет, потом, наверно, поступит в аспирантуру и пойдет работать в один из тех научных институтов, где умные и красивые люди изучают древнюю историю, а лучшие из них раз в пять-шесть лет даже ездят на конференции в Заграничье. И конечно, она выйдет замуж, не очень скоро, тут ни к чему спешить, – где-то на четвертом-пятом курсе, может, даже в аспирантуре. Муж, наверно, тоже будет историк, с широкими плечами и светлыми локонами… ну, как она любит, и у них, конечно, будут дети, скажем, мальчик и девочка или две девочки. А может, два мальчика? Нет, нет, этого она не переживет! Хотя, конечно, как получится, так получится.

Если спросить Лёлю о прошлом, она расскажет, что училась в хорошей школе, пять лет занималась об-гру, вышла в финал двух городских Олимпиад, медаль, к сожалению, не получила, зато отлично сдала все вступительные и вот теперь на истфаке Университета, лучшего, между прочим, института страны.

Она не скажет, что когда-то ее звали Аннабель, она носила высокие шнурованные ботинки, черную куртку с серебряной молнией, называла себя смертницей и говорила подружкам по хорошей школе : самоубийство – главное, что может сделать человек.

Зачем об этом рассказывать? Это было давным-давно, она была совсем маленькая. Кто же не делал глупостей в молодости, правда?