Сергей Кузнецов - Живые и взрослые [трилогия]

– Ничё я не знаю. Зовут его так. Он меня выучить заставил.

– Зачем? – спрашивает Марина.

– Сказал: встретишь своих друзей – передай, что Орлок Алурин вернулся и хочет поквитаться, хочет вас увидеть. А пока… пока он будет убивать детей, живых детей.

– Как – убивать?! – в ужасе восклицает Ника.

– Как? Вот так, – говорит Вадик. – Как меня убил. Снимал кожу. Резал на кусочки. Выколол глаза.

– Нет! – Лёва вскакивает и озирается, словно ждет, что посреди школьного двора вот-вот появится Орлок.

– Да, резал, – повторяет Вадик, – правой рукой. У него такая страшная правая рука… с ножами вместо пальцев… острыми как бритва.

– Может, это не Орлок? – говорит Марина, и Вадик кричит:

– Я не знаю, кто такой Орлок! Я не хотел за ним идти! Я не хочу об этом помнить! Я хочу забыть – но он велел все запомнить и рассказать. И я рассказываю, а вы мне, блин, не верите… ножи вместо пальцев… кровавая маска вместо лица… он убивал меня три дня – три дня!

И тут Вадик снова плачет, и все замирают в растерянности, а Ника думает: я так его и не простила, пока он был жив.

Все вспоминала «пятнашку» и шестой класс… А теперь Орлок его убил. Из-за нас. И для него эта школа № 1984 – как «пятнашка» для меня. И местное хулиганье с ножами и пистолетами – как когда-то Вадик со своими дружками для меня, маленькой Ники-Кики.

Вадик снова плачет, и тогда Гоша кладет ему руку на плечо и говорит:

– Я хочу тебе спасибо сказать. Если бы не ты, ребята меня бы ни за что не отыскали. И не спасли. Думал, вернусь – обязательно скажу, что ты настоящий друг. А вот как получилось… приходится здесь говорить. Но все равно – спасибо.

Вадик всхлипывает последний раз, поднимает голову, говорит:

– Чё, правда? Настоящий друг? – и улыбается.

Если бы мы взяли его с собой, он был бы сейчас жив, думает Ника и неожиданно для себя говорит:

– Вадик, пошли с нами.

– Куда? – спрашивает Вадик.

– Отсюда, – говорит Ника, – из этой школы. В какую-нибудь другую область.

Вадик хлюпает носом и отвечает:

– Не, я тут останусь. Я уже прорюхал, как тут все устроено, а в другом месте – кто ж его знает? Ну и с местными надо поквитаться, а то больно борзые.

Да, думает Ника, похоже, он справится. Тоже заведет себе нож или пистолет – и поквитается. Она улыбается Вадику и думает, что надо сказать, как она злилась на него все эти годы и не могла простить и как простила сейчас, но не понимает: как такое скажешь? и к чему это теперь? – и поэтому говорит только:

– Ну, тогда удачи тебе! Держись тут.

Тогда Вадик поднимает на нее глаза и говорит:

– Я вспомнил. Орлок просил передать: после меня он убьет Лёвину сестру Шуру.

Впятером они сидят на краю фонтана. Журчит вода, теплое солнце сияет в голубом небе. Брусчатка на площади гулко отдается под ногами тысяч прохожих. Голуби с клекотом и шумом крыльев опускаются к ногам всклокоченного старика с сизым носом… гули-гули-гули – сыпет он хлебные крошки.

– Здесь красиво, – говорит Марина таким голосом, каким обычно говорят «сейчас десять утра» или «вчера шел дождь».

В самом деле – им не до красоты сейчас.

Майк твердит:

– Я не знаю, что делать, чуваки, не знаю, что делать…

Ника, подогнув под себя ноги, читает инглийскую книгу. Гоша сидит рядом, словно охраняя.

Лёва смотрит в одну точку и убеждает себя: Марина обязательно что-нибудь придумает. Не зря же она похожа на Сулако из фильма – значит, она, как Сулако, должна спасти маленькую девочку. Конечно, Марина спасет Шурку, как же иначе?

Лёва очень хочет в это верить – но не получается. Как же так вышло, думает он: мы здесь, а Шурка там? И мы не можем выбраться отсюда, эта область для нас – как тюрьма. И тюрьма эта куда надежней и неприступней той, откуда мы спасли Гошу.

– Я не знаю, что теперь делать, чуваки, – говорит Майк, и тут Ника отрывается от книги и говорит:

– Я все поняла. Это мы его воскресили. Точнее – я.

Вот все и сложилось. Всё думала-думала, всё не могла понять – почему их раз за разом спрашивали: Кто из вас убил Орлока? – и эти, из Учреждения, и те, из Конторы? Неужели хотели выяснить, кто самый сильный и смелый? Конечно, нет! Теперь, когда Орлок появился, стало ясно. В книжке Кирилла так и написано, мелким шрифтом, – «непроверенная гипотеза»…

– Я только что поняла, – говорит Ника. – Только я могла его воскресить. Здесь написано, что если дважды мертвый застрял в промежуточном мире второго порядка, он может вернуться в свой мир и даже в Заграничье, то есть к нам. Для этого нужно, чтобы здесь, в его мире, появился тот, кто его убил. Причем появился не мертвым, а живым. Тогда убитый как будто слышит зов, и этот зов его воскрешает… ну, не совсем воскрешает, а превращает в призрака. И призрак свободно перемещается между мирами. Ищет своего убийцу, чтобы поквитаться.

Красивая площадь. Как в кино. Островерхие шпили, брусчатка, журчит фонтан. Теплое солнце в голубом, бездонном, кинематографичном небе. И вдруг будто черная тень опускается, накрывает пятерых подростков, и теперь, когда Ника произнесла это, не только она, но все они, все пятеро, зябко ежатся, сдвигаются ближе, опасливо озираются.

– Поэтому они хотели понять, кто убил Орлока, – говорит Марина.

Она тоже поняла – наверное, быстрее остальных. Закусила каштановую прядку, замолчала и задумалась.

– Поэтому, когда я пришел, они сразу отправили меня сюда, – говорит Гоша. – А так бы отправили Нику. Как наживку.

Да, думает Ника, отправили бы меня. Одну, без Марины и Лёвы. И я бы сгинула в этой комнате с фотографией мертвой Наташи и ее плачущей мамой.

Выходит, Гоша действительно меня спас.

– Да-да-да, – быстро говорит Лёва, – а потом ничего не случилось. Орлок не воскрес. И они поняли, что Гоша соврал, но решили больше не рисковать и отправить сюда нас всех… чтобы наверняка.

– Как приманку, – потрясенно говорит Майк, и Ника слышит в его голосе что-то странное – не испуг, не изумление… она еще не понимает – что, а Лёва уже поворачивается к Майку, берет его за плечи, смотрит в глаза и спрашивает:

– А ты ведь знал, что мы придем, правда?

И уже второй раз за эти несколько минут все становится на свои места. Майк знал, да. Удивился, когда их увидел – но не сильно. Как будто был готов. И потому так легко, бросив все, отправился с ними в Банаму…

Майк молчит, все они молчат, и только Гоша спрашивает:

– Да откуда ему было знать?

Лёва пожимает плечами:

– Не могло же Учреждение бросить нас без надзора. Им же нужно, чтобы кто-то подал сигнал, когда рыбка клюнет, когда появится Орлок. Кто-то должен докладывать, должен быть связным. Гоше сказали, что надо завербовать Майка, – но если Гоша был только приманкой, зачем Майка приплетать? Да потому, что Майк и есть связной! Ты работаешь на живых, Майк, на Учреждение. Ведь так?