Сергей Кузнецов - Живые и взрослые [трилогия]

«Я сразу понял – он оттуда ». Шурка не поняла откуда, а потом мама сказала: «Ты позвони Петровым, может, они что-нибудь знают», – и Шурка подкралась ко второму телефону и сняла трубку, как раз когда Маринина мама сказала аллё , так что папа не услышал щелчка и не догадался, что Шурка тоже слушает. Она еще успела подумать: а вот Лёва всегда догадывался, когда я так делала! – и стала слушать, но ничего толком не поняла, только то, что Марина и Ника тоже исчезли и взрослые считают: с этим связано какое-то учреждение.

Конечно, на следующий день Шурка подступилась к маме, мол, где же Лёва, когда он вернется, но мама повторила небылицу про специальный математический лагерь. Шурка хотела спросить: А Марину тоже в математический лагерь послали? – но промолчала. Она знала: взрослые умеют хранить свои тайны. Вот и выходит, ничего ей не остается – только мечтать, что Лёва вернется в один прекрасный день… на будущей неделе… через месяц… может, в мае или даже летом.

Конечно, он должен вернуться. Шурка же так скучает без него! И Марина, Марина тоже пусть вернется…

И вот Шурка думает о Лёве, Лёве и Марине, идет вдоль «пятнашки», и все ближе и ближе неподвижная фигура мужчины в черно-красной полосатой куртке, в занесенной снегом шляпе.

Спрятав в карман правую руку, он ждет Шурку там, где кончается забор.

Шурка, Шурка, Шурка, повторяет про себя Лёва. Как же я мог о тебе забыть? Я ведь даже не попрощался, когда отправлялся сюда, не сказал, что обязательно вернусь, ничего не объяснил. Ну ладно, мама и папа, они бы ни за что не отпустили, но Шурке-то я мог сказать? Что же промолчал? Струсил? Побоялся, что заплачет, придется утешать, обещать что-то, может – врать?

Надо было рассказать ей все. Про заколоченный дом, про Арда Алурина, исчезнувшую Гошину маму, убитого Орлока… Но разве Лёве могло прийти в голову, что ничего еще не закончилось, все вернется, вернется и будет угрожать уже не ему, а Шурке? И мысли такой не было.

Не могло прийти в голову? А что, их не спрашивали, кто убил Орлока Алурина? Этого разве не достаточно, чтобы догадаться: ничего не кончилось, все еще может вернуться?

Они идут по узким улицам, Майк то и дело сверяется с картой, взятой в кафе на площади. Следом за ним – Марина и Ника, Лёва с Гошей замыкают шествие. В туалете того же кафе они вынули пистолеты из рюкзаков и спрятали под куртками, засунули за пояс, как заправские герои мертвых фильмов. Идти, правда, неудобно: «Хирошингу-2001» – крупное оружие, рукоятка упирается в живот, от туго затянутого ремня трудно дышать. Да к тому же нельзя расстегнуть куртку – и пот бежит струйкой вдоль позвоночника.

Нам дали встретиться, думает Лёва, собраться вчетвером, чтобы наверняка. Вдруг не один убил Орлока, а, скажем, мы с Гошей вместе… или я с Мариной… или даже все мы разом. Откуда им знать, в Учреждении?

Майк говорил, нас должны были доставить в Банаму, но мы договорились с Фернандесами быстрее, чем Учреждение успело все организовать. Мы их все время опережали – может, это в конце концов нас и спасет? Спасет Шурку.

Но они следили за нами, через Майка и его нового отца. Двойной агент, как в кино. На кого же он работает? На Учреждение? На Контору? На Контору, которая допрашивала Гошу – и задавала тот же самый вопрос: кто убил Орлока Алурина?

А значит, Контора хотела того же, что и Учреждение, – вернуть Орлока.

– Марина, – шепчет Лёва, – мне только что пришла в голову безумная идея.

– Говори, – отвечает Марина, замедлив шаг и поравнявшись с Лёвой, – мне кажется, только безумные идеи нам сейчас и остаются.

– Я вспомнил, как мертвые допрашивали Гошу, – говорит он, и, услышав свое имя, Гоша склоняется ближе, – я вспомнил и подумал: а вдруг Учреждение и Контора – это одно и то же? Вдруг они работают вместе? Как в механике: блок и веревка, цепь и зубчатая передача, шатун и поршень.

– Но Учреждение же против мертвых, – неуверенно говорит Гоша. – Они ловят мертвых шпионов и…

– Неважно, – перебивает его Марина, – я не понимаю другого: зачем им всем нужно вернуть Орлока?

– Шура, – говорит Орлок, – а я вот стою, жду тебя.

Шурка смотрит на него с недоверием. Какой-то он странный: дурацкая шляпа, куртка эта полосатая, да еще намотал шарф так, что лица почти не видно.

И мама всегда предупреждала: не разговаривай с незнакомыми на улице.

Но мужчина знает, как ее зовут. Может, они знакомы, а она просто забыла?

– У меня весточка, – продолжает незнакомец, – послание. Для тебя. От Лёвы, твоего брата.

Не может быть! Вот здорово! Шурка даже подскакивает от радости. Письмо! Лёва прислал ей письмо!

Но почему не по почте? И почему этот мужчина не пришел к ним домой, а караулит ее на улице?

Шурка молчит, потом бросает коротко, почти сквозь зубы:

– Ну, давайте!

Два слова – это ведь не разговаривать, правда? И было бы невежливо вообще ничего не сказать. А что надо быть вежливой, мама тоже учила. В том числе – с незнакомыми людьми на улице.

– Я не могу тебе отдать здесь, – говорит мужчина. – Это не письмо, а посылка. Она у меня дома, но мы можем пойти и вместе ее открыть.

Посылка? Зачем посылка? Что Лёва мог ей прислать? Шурке любопытно, но почему-то страшно.

– А вы не можете принести ее к нам домой? – спрашивает она. – Откроем вместе с мамой и папой.

– В том-то все и дело, – отвечает мужчина, – что это посылка только тебе. Лёва просил передать: это секрет от взрослых.

– А вы разве не взрослый? – говорит Шура.

Вот как она его подловила! Небось, не ожидал!

– От всех, кроме меня, – говорит мужчина. – Мне Лёва доверяет, потому и попросил доставить тебе посылку.

Шурка опускает глаза. Манная крупа поземки вьется вокруг валенок, белым кружевом замирает на черном глянце галош.

– А вы далеко живете? – спрашивает Шурка.

– Нет, – говорит мужчина, и ей кажется, что он улыбается, хотя рта по-прежнему не видно за шарфом. – Совсем близко. Пойдем, я покажу.

И его левая рука опускается Шурке на плечо.

– Под мою ответственность, – говорит Марина. – Мы специально прибыли из Вью-Ёрка, пока получили разрешение на Переход, знаете, как намучились?

Каменные подвальные своды, пахнет сыростью и плесенью. Невысокий старичок с обвисшим лицом стоит за конторкой. Перед ним стопка билетов, пачка цветных буклетов и ящик для денег.

– Сказано: «Кроме детей и беременных женщин», – говорит он.

– Ну, беременных женщин среди нас нет, – улыбается Марина, – а они уже не дети, а старшеклассники. В нашей области они официально считаются взрослыми, – на всякий случай добавляет она.

– Ну ладно, – вздыхает старичок, – но только с экскурсией. Одних не отпущу, вы мне там все поломаете.

– Хорошо, с экскурсией так с экскурсией, – соглашается Марина.