Сергей Кузнецов - Живые и взрослые [трилогия]

Хранитель смахивает в ящик протянутую Майком купюру и тяжело поднимается из-за стола:

– Ну, пойдемте.

Шаги глухо звучат под низкими сводами. С потолка свисают цепи, в одном углу железная клетка, в другом – знакомый по афише стул с шипами.

– Пытки всегда были важной частью нашей культуры, – начинает экскурсию хранитель. – Их использовали не только для дознания или наказания, очень часто пытки применялись для помощи в магических науках, для облегчения переходов того или иного рода, а иногда и для возвращения ушедших.

Лёва осматривает комнату. Конечно, неприятное место. Наверняка Орлоку здесь нравится. Но где тут бифуркационная точка? Да уж, об этом экскурсовода не спросишь. Остается догадываться…

Старичок рассказывает, как использовали то или иное приспособление. Вот здесь ломали кости, здесь жгли огнем, в эту клетку запирали на несколько суток, а вот тут растягивали, пока не лопалась кожа…

Сначала Лёва почти не слушает, но потом что-то настораживает его… что-то кажется странным. Что-то неуловимое, как мушка в боковом поле зрения.

Хранитель показывает все новые и новые приспособления, крутит пыточные колеса, предлагает потрогать заржавелый металл кандалов, и наконец Лёва понимает, в чем дело: каждую фразу старик завершает тихим «хех», ну да, тихим «хех», а потом еще мелко дрожит, словно трясется от неслышного смеха.

Так и есть: старичок хранитель хихикает, рассказывая о пытках.

Они заходят в последнюю комнату, в самый дальний каземат. Сначала Лёва видит картину на стене: празднично одетая толпа окружает помост, на котором горит у столба рыжеволосая женщина. Рыжая – точь-в-точь как Лёва.

И как Шурка.

Хранитель говорит:

– Этот топор служил для медленного отрубания рук…

Но Лёва не может отвести взгляда от картины, и тут Гоша тыкает его локтем в бок, и Лёва слышит, как Марина спрашивает:

– А зачем здесь эта звезда?

Ага, вот оно! В углу – звезда в круге, такая знакомая, почти неприметная, еле процарапанная на каменном полу.

– А, вы заметили! – говорит старик. – Это старинное устройство для осуществления Перехода и для вызова ушедших в Заграничье.

– Мы знаем, – говорит Ника, – но как им пользовались раньше? Нам в школе говорили, для этого нужна магнитная свеча или еще какие-то приборы…

– Много они понимают, у вас в школе, – говорит старичок. – Можно обойтись и без свечи. Пять человек встают в вершинах звезды, соединяют руки. Они должны сосредоточить сознание на том месте, куда хотят попасть, или на человеке, которого хотят вызвать…

– Да, – говорит Марина, – а в центре зажечь магнитную свечу или включить тонератор.

Старик снова хихикает:

– Ничего вы не понимаете! Свеча, тонератор… есть другие методы, куда надежнее. Надо принести жертву. Пролить кровь в центре звезды, убить обреченного на заклание. Во время его Перехода открывается проход, и пятеро проводящих ритуал через него покидают нашу область либо притягивают сюда того, кого вызывают.

– Фу, – говорит Ника, – какая мерзость.

– Помолчи, девочка, – говорит хранитель, – помолчи. Я не зря не хотел вас пускать: дети ничего не понимают в таких вещах.

Лёва подходит к звезде и становится в вершине. Он подошел к самой бифуркационной точке – может, поэтому вдруг стали слышны новые звуки, чужие в этом подвале: свист вьюги, скрип снега, шум машин… а потом – истошный детский крик, крик, который ни с чем не спутать: это кричит Шура.

Шурка дергается, но рука незнакомца крепко держит за плечо.

– Пойдем, – говорит он, – тут совсем недалеко.

Он ведет ее за угол, вдоль незнакомой стороны забора, прочь от привычной дороги, ведет, придерживая за плечо, и тихо шепчет:

– Совсем недалеко, уже недолго осталось… Посылка, посылка от твоего брата, от Лёвы. Ты же любишь Лёву, правда? И от его друзей, да, от всех его друзей. Как их зовут? Гоша, Ника и Марина, правильно? Видишь, я все знаю о твоем брате, все знаю. И о нем, и о его друзьях.

Теперь Шурке по-настоящему страшно. Это не страх перед хулиганами из «пятнашки», не страх перед собаками – да она вообще не боится собак, так только, притворяется, – нет, это иной страх, он ядовитым цветком распускается в животе, раскидывает щупальца, леденит, пронизывает, сковывает движения. Если у страха есть запах, все окрестные собаки должны мчаться сейчас к Шурке наперегонки – и она была бы даже рада, если бы вдруг какой-нибудь большой страшный пес…

Но нет, это другой страх. От его запаха все живое замирает, собаки прячут морды в лапы, люди отворачиваются, вспоминают о срочных делах и быстрее спешат прочь.

Это такой страх, что Шурка не может произнести ни слова – только про себя повторяет: Лёва, Лёва, Лёва – будто Лёва может ее услышать там, где он сейчас, где бы он сейчас ни был.

Мужчина сворачивает в незнакомый двор, ведет Шурку к полуоткрытой дверце у подъезда. Там должны храниться метлы, лопаты и прочий дворницкий инструмент. Совсем маленькой Шурка хотела быть дворником, ей казалось, это так интересно – каждый день сметать снег в большие сугробы по краям дорожки. Стоило маме отвернуться, она бежала в дворницкую и тащила наружу огромную, в два раза выше нее, лопату. Это было давно, много лет назад, и сейчас Шурка едва об этом вспоминает, разве что на мгновение, когда мужчина открывает дверь и вталкивает ее в комнату, где нет никаких лопат, только черный чемоданчик на полу. Шурка слышит, как захлопывается за спиной дверь, потом щелкает выключатель, и в тусклом раскачивающемся свете голой лампочки она видит, как мужчина разматывает шарф, и постепенно, виток за витком, открывает лицо – багрово-бурую маску с черными провалами глаз, сетку переплетенных жил, пульсирующих кровью и гноем, кишащую мокрицами и червями.

И тогда Шурка кричит.

Лёва вздрагивает, будто его ударили. Молча он смотрит на Марину, словно надеясь: она поймет, что случилось.

Первым к нему подбегает старик хранитель.

– Не надо здесь стоять, молодой человек! – говорит он. – Это не игрушки, это музейный экспонат.

Хранитель кладет руку Лёве на плечо, но тут рядом появляется Марина и, улыбаясь, говорит:

– Простите, мы не поняли: как, вы сказали, нужно было стоять? В вершинах звезды, так?

Подбегают Майк, Ника и Гоша. Мгновение – и они уже заняли места вдоль полустертого круга, крепко взявшись за руки.

Лёва сцепляется пальцами с Мариной и Никой, хватается за них, словно его самого сейчас засосет в черную воронку Перехода, откуда раздается вой ветра и истошный Шуркин крик. А может, так и надо, может, нужно сосредоточиться, и тогда его перебросит через Границу, туда, где Орлок своими ножами убивает его маленькую сестру?

– Прекратите немедленно! – Старичок пытается разорвать круг. – Это что за безобразие?