Сергей Кузнецов - Живые и взрослые [трилогия]

Ника молчит. Она чувствует: дядя Коля не врет. Не врет, но недоговаривает.

Орлок Алурин изобрел аккумулятор… аккумулятор, который запасает энергию…

– Какую энергию? – спрашивает Ника и по легкой тени, пробежавшей по лицу дяди Коли, понимает, что угадала. – Вы не хотите говорить, о какой энергии речь?

Дядя Коля молчит.

– Ну, так я и без вас знаю, какую энергию запасал Орлок, – говорит Ника. – Дайте я угадаю. Это энергия боли? Страха? Энергия медленного мучительного умирания? Какая еще?

Дядя Коля снова вздыхает.

– Ты знаешь, Марина, – говорит он племяннице, – подруга твоя тоже… хоть сейчас в Академию. Быстрота реакции, мощный аналитический ум… первоклассный будет агент. Жалко только, она нас терпеть не может.

– Есть за что, – говорит Ника, хотя, честно говоря, эти люди не нравились ей и до того, как подставили ее саму и ее друзей.

– Нет, это не энергия страха или умирания, – говорит дядя Коля, – но очень близко. Это энергия человеческого страдания. Еще до войны Орлок открыл способ преобразовывать боль, скорбь и отчаяние в энергию. Во время «минус пятого года» он поставил несколько блестящих экспериментов… с арестованными и их родственниками. Тайком от всех наладил поставки этой энергии сюда, в Заграничье, а в обмен заручился поддержкой своих мегаломанских планов. В конце концов перебежал на ту сторону, стал невозвращенцем и развязал войну.

– Но воевали вовсе не за разрушение Границы? – догадывается Ника.

– Да, – кивает дядя Коля, – воевали прежде всего ради энергетической подпитки мира мертвых. Война вызвала огромный всплеск энергии человеческого страдания – и эта энергия широким потоком потекла в Заграничье. Мы привыкли, что у мертвых лучшая техника, самые качественные товары и так далее – так вот, все это было бы невозможно, если бы не мощный технологический скачок, обеспеченный энергией войны.

– Но после войны энергия перестала поступать? – спрашивает Лёва.

– Почему перестала? – улыбается дядя Коля. – Мы по-прежнему питаем Заграничье энергией. Просто теперь мертвые не забирают ее у нас, а покупают. Откуда в наших магазинах мертвые вещи, а на наших заводах – мертвые станки? Все они куплены на деньги, полученные от продажи энергии. Сами мертвые производить энергию не умеют. Только живые могут по-настоящему страдать.

– То есть вы сотрудничаете? – спрашивает Лёва.

Дядя Коля пожимает плечами:

– Ну да. Что поделать – экономика, политика… приходится идти на компромиссы.

– Значит, я был прав, – смеется Лёва. – На самом деле Учреждение и Контора – это, фактически, одна и та же организация?

Дядя Коля морщится:

– Ты тоже все упрощаешь, Лев. Это, конечно, две организации, но мы часто работаем в партнерстве. Иногда, конечно, соперничаем, но если надо – помогаем друг другу. И это была наша совместная операция.

Подумайте сами, ребята. В мире – кризис. Энергии не хватает. Экономика разваливается. Плохо и нам, и им. Что же делать? Развязать еще одну войну, как предлагают некоторые «ястребы»? Да, это решит энергетические проблемы мертвых, но ценой безмерных страданий живых. Но ведь люди все равно страдают, по разным причинам – иногда по пустякам, иногда из-за настоящих несчастий. Момент страдания нелегко поймать, но даже если нам удается, мы должны сразу использовать эту энергию, мы не можем ее запасать. У нас нет нужных для этого приборов, понимаете? И если нам не удается как-то быстро уловить эту энергию, передать ее сюда, выходит, что люди страдают зря, – а их страдание могло бы превратиться в электричество, работающие станки, комбайны на полях… превратиться в радость других людей. Для этого нужен только специальный аккумулятор.

Ника прижимает к себе чемоданчик. Значит, здесь, внутри, спит энергия человеческой боли и горя, энергия предсмертного страдания Вадика.

Надо уничтожить это проклятый аккумулятор, но как? Разрубить топором? Прострелить из пистолета?

Учреждение и Контора – одна и та же организация. А значит, штурм тюрьмы в Банаме – просто спектакль, разыгранный, чтобы их обмануть. Спектакль, в котором для правдоподобия стреляют настоящими пулями и убивают взаправду.

Ника вспоминает окровавленные гирели Сандро, разметавшиеся по грязному полу, и крепче прижимает к себе кейс.

– В наших архивах были данные, что подобный аккумулятор разработал Орлок Алурин, но, к сожалению, работы велись секретно, и после гибели Орлока найти чертежи не удалось. Возникла идея вернуть Орлока. Было понятно, что первым делом он начнет запасать энергию, восстановит свой аккумулятор, который мы планировали отобрать, чтобы использовать на благо всех – и живых, и мертвых, – дядя Коля улыбается. – Ну, теперь всё. Ты видишь, Ника, всем будет лучше, если ты отдашь мне кейс.

– У меня еще один вопрос, – говорит Гоша. – Выходит, мертвые и живые не могут друг без друга, так?

Дядя Коля кивает:

– Ну да. Несмотря на все противоречия, мы сумели создать систему взаимовыгодного сотрудничества – и, если честно, мы этим гордимся. Вы думаете, почему столько лет нет войны? Потому что мы хорошо работаем.

– Я понял, – нервно улыбается Гоша, – но если так, зачем было Проведение Границ? Почему не сделать то, что хотели когда-то мои родители? Зачем преследовать тех, кто пытается разрушить Границу?

– Какие у вас, ребята, сложные вопросы, – вздыхает дядя Коля. – У нас в Министерстве и то не все такими задаются. Все просто: пока есть Граница – есть порядок. Представь, кто угодно сможет продавать мертвым энергию… я даже не говорю, что какие-нибудь мерзавцы тут же организуют специальные фермы, чтобы добывать энергию, мучая людей… В конечном счете с потерей монополии упадет цена. Энергия обесценится, мертвые товары перестанут к нам поступать, наступит хаос и разрушение. Здесь, в Заграничье, рухнут границы между областями… все смешается. Без границ никак нельзя: любая граница – основа богатства и власти. Кто контролирует границу, тот контролирует экономику.

– Воздвигнуть границу, чтобы быть на ней таможней, – говорит Марина.

– Вот именно, Маринка, – кивает дядя Коля и поворачивается к Нике: – Ну, теперь ты отдашь аккумулятор? Я ответил на все твои вопросы.

Ника молчит. Потом отступает на шаг, упирается спиной в шершавую стену подвала и крепче прижимает к себе чемодан.

– Нет, – говорит она, – не отдам. Это все неправильно.

Не знаю почему – но неправильно.

Дядя Коля криво улыбается.

– Ника, ты не поняла. Так все устроено. Живые страдают, мертвые получают из этого страдания энергию, строят заводы и фабрики, производят станки и автомобили, шьют одежду, снимают кино – и потом отдают это живым. Это честный обмен.

– Нет, – качает головой Ника, – это нечестный обмен. Нельзя менять чужое страдание на товары, нельзя в обмен на чужую боль взять красивое платье, а за чужие слезы – новый автомобиль.