Цезарий Збешховский - Всесожжение [litres]

Это не Надя. Это параноидальное чудо не имело даже сознания. Эхо, шатающееся по каналам инфора, остатки потлача с Вересковой Пустоши или мысленная запись умирающего интенданта. Если бы все ещё существовал хотя бы кусочек цифрового сознания, Надя установила бы контакт, попыталась бы помочь, явила бы малейшее доказательство жизни. Сколько раз я отдавался под опеку замкового ИИ! Я любил её и ненавидел, как мать, и в конце перестал ей доверять, но сейчас отдал бы всё, чтобы услышать её голос.

– Надя? – пробую в последний раз.

…перечисленные метаболиты являются токсичными.

Без всякого предупреждения, без боли я падаю. Правая нога треснула, сломался коленный сустав и при неосторожном шаге он выпадает наружу. Меня сильно тряхнуло и, словно колода, я влетаю во двор. Выходит, я был ранен, хотя не помню никакой битвы после Палавии. Есть воспоминания о взрыве бомбы где-то на автостраде, взрывающиеся в вышине машины и вихрь обломков. Отбросило меня тогда на несколько десятков метров. Сколько времени прошло с того случая?

Поспешно закрепляю повреждённую ногу. Выламываю куски арматуры, что повылезали из крестовин ограждений. Обматываю колено металлической полоской и с трудом поднимаюсь, слушаю чирикание сигнала тревоги, что раздаётся в мозгу. Немного поздновато для предупреждения.

Я иду осторожно, прихрамывая и пошатываясь, иду в сторону Замка – белой скалы, изъеденной дырами и коричневыми потёками, которая выглядит словно заплесневелый сыр. Ступаю по мумифицированным телам и остаткам амуниции. Приходиться обращать внимание на неровности местности.

Я внимательнее осматриваю стену, обстукиваю пальцами, как слепой, исследую каждую щель, которая появилась во время атаки Саранчи. Круглые туннели, просверленные в камне, заканчиваются в бетонной пене и никуда не ведут. Нет и речи, чтобы тело дирекса втиснулось в какой-нибудь из них. Даже огромная дыра возле входных дверей полностью засыпана щебнем. Вроде бы надо пробивать себе дорогу штыком или микроснарядами. А в глубине меня поджидают захлопнутые перегородки вентиляционных каналов и заблокированные двери, баррикады на лестницах, лифты, остановленные между этажами. Оборона упорная и последовательная, планомерное уничтожение и расставленные ловушки.

Я сворачиваю в сторону казарм Death Angel . С металлической платформы, словно спящие летучие мыши, свисают чёрные трупы спецназовцев. Отворяю тяжёлые ворота и с трудом протискиваюсь в середину. Повсюду тела, засыпанные штукатуркой, сгустки крови на полу и хрип ламп на аварийном питании, всё ещё пытающихся осветить побоище. Вокруг лежит спрессованный мусор: нападающие и защитники, андроиды, гибриды и люди, среди которых я скорее всего нашёл бы Хендрикса. Но я пришёл не затем, чтобы искать его, не касаюсь сплетённых тел, грузоподъёмников с ящиками боеприпасов, припаркованных под стеной джипов. Я ищу аварийные входы для коммуникаций и не могу их найти. Всё закрыто намертво, забетонировано Надей.

Я отступаю и ковыляю дальше в сторону замковой ограды. Во рву лежит перевёрнутый Dragon , на бетонной дороге отпечатались следы гусениц. Внешняя стена потрескалась от тяжёлого обстрела. В щелях вьются кабели мониторинга и сорванные рельсы для перемещения орудия. В узком проходе на малый двор лежит солдат Замковой стражи, разорванный пополам, как тряпичная кукла. Резервный элемент питания всё ещё работает, андроид в ступоре крутит невидящей головой. Я стреляю в корпус из бреннеке, прекращая механические судороги.

Обхожу дом с тыла и замечаю туннель, который кажется проходимым. Он ведёт вниз под углом тридцать градусов, а через несколько метров поворачивает. В диаметре он около метра, хватит, чтобы туда протиснулся вампир в бронеформе. Однако здесь странные стены, от которых даже сейчас в лучах заходящего солнца, брезжит нежный голубой свет. Френический дух окутывает эту дыру, выстеленную энергетическим эпителием. Время выпустить драгоценных псов.

Я активирую четырёх ищеек – эластичные шары, покрытые серой щетиной из масы. Они спали в тёплом гнезде, глубоко в брюхе Сигур, а сейчас с удовольствие вылезают, расправляют тела в сильном антиполе и открывают красные глаза. Послушно заскакивают в туннель, провожаемые моим взглядом, и начинают опасное путешествие, помогая себе гравитационными оборками. Пока продвигаются без проблем и скорее тормозят, а не набирают скорость. В мозгу открываются окна – картинки с камер моего стада.

Псы продвигаются осторожно, мягко отталкиваясь от тускло освещённых стен, плюются усилителями сигналов за каждым поворотом. Первый ведёт группу, первым проходит поворот и первым заходит в помещение. Туннель закончился в жилищном комплексе на –2 уровне. Шары движутся по полу, петляя между мебелью, и приклеиваются к потолку. Они рассеиваются и увеличивают расстояние между собой, когда заходят в новое помещение или углубляются в новый коридор. Повсюду могут подстерегать ловушки интенданта.

Сейчас они должны справляться сами, здесь для меня ничего нет. Я вбиваю трезубец передатчика у входа в туннель и возвращаюсь в главный двор. Хромаю, как раненный зверь. Из контейнера на груди вынимаю руку Ронштайна: бледная кожа, слегка искривлённые пальцы и смятые ткани там, где конечность отделили от предплечья. Рецепторы в рукавице ощущают вибрацию, словно поблизости находиться электромагнит, притягивающий реликвию. Из баррикады высунулась металлическая игла и прибила ладонь к стене Замка сбоку от главных дверей. Вспоминая последний разговор, я мысленно возвращаюсь в предместье Раммы.

Мы идём вместе по сожжённому лугу, давно оставив за собой стены «Освенцима». Комендант лагеря отослал свою свиту. Мы представляем странную пару: бронированный безголовый колосс и шатающийся старец, завёрнутый в простыню, пропитанную кровью. Нос и рот выпирают из-под грязного савана. Ронштайн сильно сжимает мою руку, удерживая сознание дирекса в первом лице. Он делает так с момента пробуждения.

– Я хотел бы тебе кое-что дать прежде, чем ты меня убьёшь, – с трудом произнёс он, вместо гортани используя прямой канал.

– Перестань, Сигур не навредит человеку, к тому же она органически неспособна на такое. Она может убить, только защищая себя, спасая миссию.

– Ты ещё не она. А я не человек – лишь подыхающий (как меня назовёшь?) полуангел-полудемон, – он заходится сильным кашлем. – Я – указательный палец плазмата, ничего более.

Я ненавижу этот тон и манеру говорить. Ненавижу горо по определению, но этого слишком мало, чтобы убить его. Возможно, он страдает так сильно, что хотел бы спровоцировать меня, ведь он не может сам лишить себя жизни.