Цезарий Збешховский - Всесожжение [litres]

Она быстро заморгала длинными, сильно накрашенными ресницами. Если бы она использовала плохую тушь, то, скорее всего, та раскрошилась бы и осыпалась на светлую блузку.

– Процедура возможна, но потянет за собой дополнительные расходы. Около восьми сотен вианов.

– Так сразу говорите, о чем речь, – я положил перед ней карточку. – У меня есть ещё немного свободных денег.

– Пожалуй, то, что я сказала, плохо прозвучало… – она смутилась ещё сильней.

– Я только хочу довести дело до конца, – я смотрел на свои пыльные туфли.

Мне казалось, что она пытается закрыть уши, но, возможно, я лишь поддался какому-то наваждению. Спустя какое-то время она вызвала робота, который показал мне комнату на третьем этаже.

5. Комната

Тёплый душ помог упорядочить мысли. Вытираясь толстым полотенцем, я с удовольствием заметил, что след на груди стал значительно светлее и теперь, скорее всего, не привлечёт ненужного внимания. Не отступало навязчивое предчувствие, что какая-то мелкая небрежность или коварная случайность встанет у меня на пути.

Я побрился, высушил волосы, попробовал их расчесать. В сумме провёл в ванной сорок пять минут. Когда вышел в комнату, раздался стук в дверь: это медсестра попросила пробу мочи и потом взяла кровь на анализ. Я был уверен, что работники клиники следят за всеми комнатами, но это меня не беспокоило. Подглядывание в таком месте вполне обоснованно.

Полвторого прямо в комнату принесли обед. Я заглянул под салфетку и отставил еду в сторону, не чувствуя голода. Ознакомился с распечатанным планом моего времяпрепровождения. Выходило, что в три меня ждёт встреча с инспектором из Министерства Здравоохранения, в четыре обязательный визит духовного лица, а в шесть тридцать короткая консультация с техником. Сама процедура была назначена на семь.

Я принял эти новости спокойно, словно они касались далёкого будущего. Радовался, что все формальности, которые продолжались месяцами, уже позади и остались только эти три ничего не значащие встречи. Я попробовал представить себе, как в такой момент выглядит разговор духовника с неверующим. Размышлял об этом под звуки лёгкой музыки, лёжа на мягком широком диване. Мне нравилась эта комната: она совсем не напоминала больничную палату. Мебель, цвет стен и несколько мелочей – все придавало ощущение уюта. Я задремал, и вдруг из сна меня вырвал звонок телефона. Девушка из регистрации предупредила, что инспектор появится через пятнадцать минут и попросила, чтобы я приготовился к встрече.

В три часа ровно в комнату вошёл молодой мужчина, одетый в пиджак и джинсы. Он вручил мне визитку, потом уселся за маленьким столиком. Его звали Роланд Финнес, и он работал в Департаменте Контроля Девитализации. На вороте его пиджака я заметил серебристый значок с выгравированным логотипом ДКД. Молодой человек положил на стол пачку документов, а потом поставил между нами тёмный блестящий шар на металлической подставке. В его верхней части находился ряд небольших отверстий.

– Наш разговор будет записываться, – сказал он, показывая на устройство. – Это требование закона.

– Знаю, – я с неохотой уселся напротив. – Мой адвокат предупредил меня. Можете начинать.

– Хорошо, – он щёлкнул ручкой и глянул в документы. – Это не займёт больше получаса. Прошу отвечать на вопросы правдиво и как можно короче.

– Мне незачем врать.

– Разумеется, – он примирительно усмехнулся. – Прежде всего, я хотел бы спросить про сегодняшнее опоздание. У вас есть какие-то сомнения насчёт процедуры?

– Я опоздал, потому что застрял в пробке, когда ехал на вокзал. Сегодня в Рамме проходит какая-то демонстрация, похоже, таксистов. – Внезапно меня осенило, почему стоянка перед вокзалом в Сигарде была пустой. – Я принял это решение не сегодня и не вчера, а несколько месяцев назад. И я заполнил соответствующие заявления.

– Да, я ознакомился с ними. Но подготовка к процедуре проходит таким образом, чтобы исключить фактор внешнего давления и всяких случайностей. Я уверен, вы это понимаете.

Чиновник с самого начала действовал мне на нервы. Возможно, такой собственно и была его роль: речь шла о том, чтобы подсунуть пациенту возможность свернуть с избранного пути, однако меня не интересовали мотивы его действий. Он был отвратителен в своей профессиональной вежливости. Не знаю, была ли это обязательная часть спектакля или я спровоцировал её своим опозданием, но он решил сказать несколько слов на тему правовых основ процедуры. Он говорил про закон о противодействии самоубийствам, принятый парламентом почти десять лет назад, который лишил граждан права самостоятельно лишать себя жизни. Каждый, кто предпринимал такую попытку, осуждался как убийца, и ему выносили соответствующее наказание. Если он выживал, то отбывал срок в тюрьме, если умирал, суд начислял штраф, который выплачивался с его имущества. На практике страдала семья, ее обвиняли в отсутствии надлежащих отношений. Вышла весьма параноидальная ситуация, в которой адвокаты семей воевали с прокуратурой, доказывая, что самоубийство было несчастным случаем или что виновник в своей смерти был психически больным и отказывался от лечения. Быстро увеличилось количество юридической литературы на эту тему, появились очередные декреты Наивысшего Суда. По мнению властей закон принес пользу: волна самоубийств, вызванная экономическим кризисом, значительно спала, а над эмоционально расшатанными особами перепуганные родственники усилили психиатрический надзор.

Я не слишком верил в правдивость этой статистики. Всё время появлялись мнения, что предписания, связанные с законом, создают поле для злоупотреблений и дают государству возможность присваивать частное имущество. Клиники девитализации, такие как «Омега», подвергались атаке в первые годы с особым рвением. Их обвиняли в геноциде и мошенничестве. Дошло даже до столкновений с силами правопорядка; были убитые и много раненых. Это всё казалось нереальным и абсурдным, а легальная дорога к смерти ужасно утомительна и устлана ворохом бумаг.

– Всё ли, что я рассказал, вам понятно? – спросил Финнес, вырывая меня из размышлений.

– Я хотел бы узнать, почему официально вы не используете слово «эвтаназия»? Или «девитализация» имеет другое значение? – я сбил его с толку, чему даже обрадовался. Такая маленькая победа над его устроенным миром.

– Это понятие соответствует закону, – сказал он с определённым усилием. – Оно шире, так как охватывает в том числе и вашу ситуацию. Про эвтаназию мы говорим в случае неизлечимо больных. К тому же это слово носит негативный окрас.

– Спасибо, – я кивнул головой. – Этого достаточно.