Цезарий Збешховский - Всесожжение [litres]

Я ещё ощущаю прозрачное лёгкое тело. Слабое, едва заметное покалывание достигает мозга, словно перегорели уставшие нервы. Потом эти последние отрывки забирает синяя вспышка, и только сознание пытается отделиться от того, что снаружи.

Но пространства уже нет. Оно сжалось до размера точки, замыкается в себе, взрывается в тишине умирающего времени. «До» и «после» встречаются, и это последнее мгновение, последний интервал перед сингулярностью. Кривая наконец пересеклась с асимптотой, все цифры поделились на ноль.

По небу прокатился зычный тяжёлый гром. Капли забарабанили по жестяной крыше, и вскоре стена дождя заслонила парк. Роланд Финнес стоял при входе в «Омегу» под широким, массивным балконом, пытаясь добыть огонь из пустой зажигалки. Его руки, как обычно после процедуры, сильно дрожали, что абсолютно не облегчало задачу. Буря разыгралась не на шутку, раз за разом чёрное небо рассекали пучки молний. Сидя в помещении с кондиционером, Роланд не представлял, что погода выкинет такой финт. Он хотел выехать как можно быстрее, но пятьдесят метров, отделяющих его от автомобиля, казались непреодолимыми. Конечно же, он даже не подумал взять зонтик; все прогнозы обещали погожий, тёплый вечер. После долгих попыток Роланд прикурил сигарету и с облегчением выпустил солидное облако дыма. Входные двери тихо запищали, и рядом с ним встал доктор Краузе, директор клиники. Служащий мысленно выругался, потому что рассчитывал на минутку одиночества. Шеф «Омеги» вызывал в нем странное, душащее беспокойство, которое возрастало по мере того, как Финнес все больше финансово зависел от Краузе и с каждым разом сильнее утопал в процедуре девитализации.

– Ну и паскудная погода, – вскользь заметил он, чтобы начать беседу.

– Грозы – нормальное явление в это время года, – Краузе как обычно цедил слова. – Странным, скорее, показалось бы их отсутствие.

– Я должен бежать, доктор, – Финнес решил промокнуть, только бы оказаться подальше от этого места. – Свяжусь с вами завтра.

Начальник схватил его за рукав и заставил посмотреть себе в глаза. Это было так же приятно, как и птице смотреть в глаза удава.

– Организуй мне на завтра порошки и приезжай, чтобы подписать протокол кремации.

– То есть он не пойдёт на органы?! – у Роланда вспотел и без того мокрый лоб; он неосознанно вытер его тыльной стороной ладони.

– Не знаю, – покачал головой Краузе. – Есть заказ из колонии и пока ведутся переговоры. Он нужен мне в целости.

– Как-нибудь организую, – Финнес швырнул окурок под дождь. – Буду около часа.

– Будь не позднее одиннадцати тридцати. В час у меня лекции, а я хочу за этим лично проследить.

– Конечно, – кивнул головой инспектор. – Как скажете.

Составление протокола процедуры заняло у судьи Де Вильде чуть больше пятнадцати минут. Его коммуникатор загрузил данные пациента с сервера клиники вместе с временем смерти, зарегистрированным датчиками. Судья просмотрел таблицу и внес внизу небольшой комментарий. По документам получалось, что Маркус Трент умер в 19:13. Ни один из членов комиссии не выдвинул возражений касательно выполнения формальных требований. Никто не оказывал давления на пациента, не зафиксировано аварии или перерыва в подаче напряжения. Действия персонала клиники отличались высоким профессионализмом.

После минуты колебаний судья дописал несколько слов о применении принудительного психиатрического наблюдения за лицами, склонными к депрессиям. На основании беседы с пациентом и представленных свидетельств установлено, что он страдал биполярным аффективным расстройством. Он прервал лечение, недовольный результатами, что, скорее всего, и стало причиной последующей девитализации.

Де Вильде распечатал документ в пяти экземплярах, по одному для каждого члена комиссии. Подписал его и подал остальным, внимательно наблюдая за их напряжёнными лицами. Он и сам чувствовал, прежде всего, усталость и неприятный вкус во рту, вызванный обильным обедом. Прежде чем постареть и осесть в Сигарде, он тридцать лет работал в Высшем военном суде, где дослужился до звания майора. Уже как начальник отдела по вопросам дезертирства вынес четыре смертных приговора в громком деле о побеге солдат с полигона под Коденом.

Больше всего его удивила нервозность инспектора ДКД, самого опытного после директора клиники; возможно, наблюдение за процедурой со временем переносить все тяжелее. Судья пожал плечами, когда Финнес выбежал в коридор после подписания протокола. Позднее он забыл про Роланда, все внимание заняли собственные планы. Этим вечером он ещё должен был заехать к дочери и забрать покупки из магазина, но ему очень хотелось просто поехать домой. В воображении уже вырисовывалось удобное кресло, огонь в камине и старая овчарка Оскар, которая ляжет перед ним и будет изображать, что охраняет его. Де Вильде усмехнулся себе под нос и спрятал протокол в папку.

Подземелье клиники представляло собой настоящий лабиринт. Там размещалась большая кухня, телефонная станция, туалеты, склады и другие помещения, в которые заглядывают, может быть, раз в году и то во время дезинсекции. Два года назад, когда на Травяной действовала дешёвая провинциальная клиника, в подвалах кипела жизнь – «Омега» не использовала и половины верхних ярусов. Кабинет техника, обслуживающего аппарат девитализации, находился под землёй, недалеко от процедурного зала. После подключения пациента техник возвращался к себе и садился на потёртый стул напротив контрольного экрана. Маленькое, освещённое неоновым светом помещение вызывало ощущение удушья. В этот раз оно появилось раньше обычно, прежде чем компьютер подал предварительные измерения. Мужчина снял трубку телефона и набрал свой домашний номер. Уже через секунду услышал голос жены:

– Юджин, это ты?

– Лена… – техник сглотнул слюну. – Я должен тебе кое-что рассказать. Мне действительно нужно, прости…

– Что случилось? Плохо себя чувствуешь?! – сразу заволновалась она.

– Нет, нет. Послушай, – он не знал, как начать. – Я сейчас увидел кое-что из своего сна… Помнишь, неделю назад я рассказывал тебе про символ? Как во сне увидел круглый след на коже трупа, который привязывал меня к стулу?

– Успокойся!

– Я спокоен, – сказал он надтреснувшим голосом. – У пациента сейчас на груди точно такой же знак. Такой же, как на том трупе. Это не случайность, черт возьми! Думаешь, я должен что-то сделать?

– Ничего не делай! – крикнула перепуганная Лена. – Выйди на воздух и глубоко подыши.

– Я не могу сейчас, – прошептал он. – Только что запустился таймер.