Роберт Сойер - Квантовая ночь [litres]

– Не понимаю…

– Тебе нужно воздействовать на кого-то, кто способен пройти через два последовательно усиливающихся уровня суперпозиции, – на кого-то, у кого сейчас лишь один суперпозиционный электрон, но в ком можно создать суперпозицию второго, а потом и третьего. Ты не можешь начинать с более высокого уровня, потому что любая моя попытка заставить их с помощью синхротрона вернуться к более низкому состоянию, вероятнее всего, приведёт к утрате суперпозиции всеми его электронами, вследствие чего он перестанет быть частью квантово запутанного коллектива.

– Ладно, – сказал я. – Значит, эф-зэ. Как насчёт Росса, твоего бывшего? Он уже один раз согласился лечь под пучок. – Конечно, я тут же подумал о своей сестре в Виннипеге, но Росс ведь не будет единственным, кто от этого выиграет: если всё сработает, Хизер и каждый эф-зэ во всём мире обретут полное сознание и совесть.

Вики ещё что-то посчитала, затем, внезапно остановившись, покачала головой.

– Росс почему-то не подходит? – спросил я.

– Нет, не в этом дело. – Я не думал, что такое возможно, но её кожа, по-моему, стала ещё бледнее, чем обычно. Она показала мне экран смартфона.

Я наклонился посмотреть, но математические символы на экране с таким же успехом могли быть клинописью.

– Да?

– Думаю, я смогла бы это сделать, – сказала Вики. – Думаю, что смогла бы воспользоваться пучком так, чтобы… пациент, назовём его так, поднялся на следующий квантовый уровень, если…

– Если что?

– Если это его не убьёт. А я подозреваю, что убьёт.

Я беспомощно осел в своём кресле.

– В самом деле?

Вики кивнула.

– При таких энергиях? Дефибриллятор на лбу по сравнению с этим – пустяк. В конце концов, мы пытаемся перетащить через порог семь миллиардов человек – для этого нужна масса энергии. Пациент может пережить первый импульс, который поднимет его на один уровень. Но второй? Никаких шансов.

– А нельзя это сделать с двумя разными людьми? Один импульс – первому, второй – второму?

– И кто это всё проконтролирует? После первого импульса мы все – ты, я и Кайла – внезапно станем эф-зэ; никому из нас нельзя будет доверить продолжение эксперимента. Когда меняется твоё состояние, твои желания – или то, что заменяет желания эф-зэ, – тоже меняются. Нет, единственный способ всё это провернуть – сделать процесс полностью автоматическим: как только ему дан старт, он просто приводится в исполнение. – Она содрогнулась, подумав о двойном смысле этой фразы. Но потом продолжила: – И да, это практически так и есть: это смертный приговор для того, кто лежит под пучком. Попроси Кайлу проверить вычисления – она всё подтвердит, я уверена. То, о чём ты говоришь, выполнить невозможно.

– Но…

– Мне жаль, Джим. Хотя в глубине души, наверное, нет. – Она снова было зашагала по гостиной, но остановилась, дойдя до дверей с жалюзи, раздвинула две их полоски и посмотрела в образовавшуюся щель на внешний мир. – Вся эта идея – полное безумие.

В общем, я всё испортил.

Конечно, когда Вики в тот день добралась до работы – её время на пучке начиналось часа на два раньше, чем заканчивался рабочий день Кайлы, – она рассказала Кайле, что я приставал к ней со своей идеей массового сдвига.

И когда Кайла вернулась домой – она оставила Райан у мамы, чтобы мы могли поговорить наедине, – она буквально рвала и метала.

– Ты попросил Вики помочь? – спросила она. Я сидел на диване в гостиной, она стояла передо мной, пригвоздив меня пылающим взглядом.

– Ну, раз тебе это было неинтересно…

– Я сказала тебе даже не пытаться . Я сказала, что случится с моей дочерью . И ты всё равно продолжил этим заниматься?

– Всего лишь гипотетически.

– Господи, – сказала Кайла. – Господи Иисусе.

– Ты слышала сегодняшние новости? – спросил я. – Снова беспорядки, не только здесь, в Канаде, но и по всей Европе, в Штатах, а теперь ещё и в Азии. А между русскими и американцами дела реально накаляются. Одна из русских субмарин вошла в Гудзонов залив, чёрт побери. Кэрроуэй потребовал, чтобы Путин отступил; Путин же, в свою очередь, заявил, что русские пришли нас освободить. – Я кивнул в сторону телевизора: – «Фокс», который не видит разницы между канадским социализмом и русским коммунизмом, бьёт фонтаном насчёт того, что избрание Ненши – дело рук пятой колонны, пляшущей под дудку Советов (да, они уже называют их Советами!), которые хотят захватить всё к северу от американской границы.

– Мне всё это безразлично, – сказала Кайла.

Я развёл руками:

– Но мы – ты, я, Виктория – можем дестабилизировать эту ситуацию. Мы можем обезвредить психопатов прежде, чем они начнут кидаться атомными бомбами.

– Ты должен уйти, – сказала Кайла.

– Но я лишь хочу наибольшего блага…

– Убирайся, Джим. Собирай свои вещи и убирайся.

– Кайла, прошу тебя. – У меня защипало в глазах. – Я просто…

– Уходи.

Я не помнил, как мы с Кайлой расстались в первый раз, – я знал лишь то, что было в тех старых имейлах. Но в этот раз я не мог представить, что это воспоминание когда-нибудь изгладится из памяти. Мне было больно, как от моего воображаемого удара ножом в сердце, но боль всё длилась и длилась, словно нож дёргали и поворачивали. Я уже почти хотел снова стать эф-зэ: так привлекательно казалось не иметь настоящих чувств.

Но прямо сейчас я был способен на мысли и чувства. То, что началось как абстракция, мысленный эксперимент о максимизации всеобщего блага на этом пыльном шарике – как мне казалось, превратилось в мощный козырь, способный спасти всех. Неизвестно, по какой причине, но наступил переломный момент, такой же, как в Европе в 1939-м. Но в одном они не были похожи: Вторая мировая война закончилась применением ядерного оружия; Третья мировая с него начнётся. И вот уже всё катится в бездну, в адское пламя следом за Люцифером.

Но Кайла этого не видит. Она никогда не глядит вверх, никогда не думает о звёздах. Она обитает в царстве микроскопического; я – в царстве космологически громадного. Почему она не может расширить свою перспективу? Богарт в «Касабланке» сказал: «Нетрудно видеть, что проблемы маленьких людей не стоят выеденного яйца в этом безумном мире». Но Кайла не могла пойти туда, куда было нужно мне; не могла – или не хотела – быть частью того, что я должен был совершить.

Нет, мне нужен был кто-нибудь, способный понять меня, понять по-настоящему. Мне нужен был Менно Уоркентин.

Я мог бы ему позвонить, но то, что я собрался с ним обсудить, было равносильно свержению действующей власти; коль скоро американские танки стояли на канадской земле, можно было не сомневаться в том, что АНБ отслеживает телефонные звонки канадцев. Поэтому чуть позже шести вечера я вышел из двери дома Кайлы, по-видимому, в последний раз, сел в свою отремонтированную машину, вдавил педаль в пол и отправился в Виннипег – в долгий путь.