Дэвид Вонг - В финале Джон умрет [издание 2019 г.]

– Ну, – сказал я, – в нашем мире есть люди, которые верят в…

– Я говорю не о вере, а о том, что существует в нашем мире – здесь и сейчас. Это можно потрогать, увидеть и понюхать. Это реально. – Нижняя часть маски перекосилась, словно провожатый улыбнулся. – Следуйте за мной.

К счастью, дверь открылась. Мне отчаянно захотелось сбить высокого мужчину с ног и броситься бежать… Куда? Забраться еще дальше от дома было невозможно. Более того, в эту секунду наш мир фактически не существовал.

Провожатый повел нас обратно по опустевшему коридору. Мы пришли к еще одной каменной двери; когда она открылась, перед нами оказалась шахта, примерно такого же размера, как и шахта большого грузового лифта. Она уходила вниз; ряд лампочек исчезал во мгле в сотнях футов под нами.

Над краем шахты появились тонкие черные ноги, каждая длиной с меня. Я отпрыгнул и наступил на котенка, который шел за мной по пятам. Котенок пискнул. Провожатый положил мне руку на плечо, пытаясь успокоить.

Это были ноги паука.

Паука размером с фургон.

Его тело аккуратно заполняло пустое пространство шахты, словно так и было задумано. Огромное выпуклое брюшко паука треснуло и раскрылось, и мы увидели довольно чистую молочно-белую полость. В ней мигал свет.

В этой огромной полости можно было стоять в полный рост. Провожатый зашел в паука и пригласил нас присоединиться к нему. Я тут же решил, что никогда, никогда не сделаю это. Джон полез внутрь, за ним собака, а за ней – пушистые котята, так что у меня не осталось выбора. Я забрался внутрь этой твари, и полость закрылась, отрезав нас от внешнего мира. Секунду спустя паук дернулся, и мы поехали вниз.

– Ты думаешь о том же, что и я? – спросил Джон.

– Если бы это увидел Франц Кафка, то у него бы крышу снесло?

– Ну да.

Провожатый тем временем продолжил лекцию.

– Мы на пороге семьдесят седьмого года новой эры, эры управления и просвещения. Мы добились огромных успехов. Почти все необходимое мы получаем из энергии живых существ – самой мощной силы во вселенной. Жизнь – это энергия, которая управляет остальными видами энергии. Человек может расщепить атом, отправиться к звездам и – уже скоро – будет способен перейти из одной реальности в другую. Однако вселенским двигателем является именно жизнь.

К моему облегчению, через минуту паук раскрылся и выпустил нас в просторную комнату со сводчатым потолком, похожую на предыдущую – или на подземный комплекс из нашего мира. Джон пихнул меня локтем и указал на ряд окон вверху – в больницах такие стоят между операционной и зоной наблюдения. За окнами толпились голые люди в капюшонах; похоже, на нас продавали билеты. Стоявших в первом ряду толпа прижала к окнам так, что мошонки расплющило по стеклу. Я не сомневался, что еще увижу это зрелище в своих кошмарах.

Под окнами, вдоль стен, тянулись ряды прозрачных резервуаров, похожих на гигантские стеклянные банки, наполненные темно-красной жидкостью. Я собирался спросить у провожатого, что это за жидкость, но он исчез за очередной дверью и призвал нас следовать за ним.

И тут меня накрыла вонь. Сильный запах серы застрял в легких. Мы вышли на мостик, висевший над бескрайней тьмой. Я остановился, вытянул шею, посмотрел вверх, вверх и вверх, а затем вниз. У существа, которое выросло передо мной, не было ни конца ни края.

О боже…

– Господа, – сказал провожатый. – Перед вами находится то, что видели только избранные. Вы смотрите на величайшее творение мистера Руни, которое теперь является источником абсолютной мудрости и силы для всего сущего. Джон, Дэвид, познакомьтесь с Корроком.

Здесь я всегда запинаюсь. Когда я хочу вызвать в памяти образ Коррока, то вижу лишь комок дряни, скопившейся в раковине, массу из жира и волос, через которую много лет текла грязная вода; кто-то вытащил из канализации всю грязь мира, сложил в кучу размером со Статую свободы, а затем оживил с помощью безумной энергии, подпитывающей толпу линчевателей.

Коррок представлял собой беспорядочную груду обнаженных органов, волокон, болтающихся рук и ног, сочащихся отверстий, покрытых слизью шаров и черных наростов, по поверхности которых, словно по нефтяному пятну, плавали радужные разводы. Каждый дюйм тела Коррока находился в движении. Я глазел, глазел и глазел на него, буквально ничего не соображая.

В голове раздался тонкий детский смешок.

Добро пожаловать. – Казалось, говорит какой-то младенец. – Твой крантик вживую даже меньше, чем я думал.

Голос захихикал.

«Это Коррок?» – подумал я.

Если я чуть-чуть изменю биохимию твоего мозга, ты станешь педофилом.

«Что тебе нужно?» – спросил я мысленно.

Только не большой черный член. Тут мы с тобой расходимся.

Последовал громкий смех, пробравший меня до костей. Джон разговаривал с провожатым; они, похоже, ничего не подозревали.

«Убирайся из моей головы, – подумал я. – Не желаю с тобой разговаривать».

Я – КОРРОК. В горах Уругвая коза попадает копытом в яму и с треском ломает ногу. Осколок кости торчит, кровь заливает белую шерсть. Коза стоит так три дня. Наконец, приходит волчица с волчонком в зубах. Она кормит волчонка, отрывая от козы куски шкуры и мяса. Коза чувствует это и кричит, кричит от боли. Ни коза, ни волчица, ни волчонок не понимают, что они – детали механизма. Я возвышаюсь над всеми и зову всех «пидорами». Я КОРРОК.

«Да пошел ты! Ты просто тварь, которую вырастили, огромная, дурацкая куча».

Долгий, громкий, детский смех.

Дэвид Вонг, сын сумасшедшей проститутки и умственно отсталого коммивояжера. Во вселенной существует множество, множество миров, бесконечное множество, недоступное твоему воображению. Ты встретишь меня в тысячах тысяч миров. Я перехожу из одного измерения в другое, я огромен, словно звездное небо. Меня приглашают. Меня производят на свет. Скоро это произойдет и в твоем мире; люди работают без устали, приближая этот миг. Они зовут меня в свой мир, потому что желают того, что могу дать только я. На этой планете семь миллиардов людей отмечены моим знаком. Я повелеваю почти половиной бесконечного множества миров.

Черные фигуры, люди-тени, эти крошечные ничтожества кружились, словно дым на нефтяном пожаре, закрывая собой Коррока. Они двигались по нему и сквозь него, через каждое отверстие и складку кожи. Апостолы тьмы.

Я услышал какой-то звук, понял, что ко мне кто-то обращается, и повернулся к провожатому.

– …величайшее благо для величайшего народа, – заканчивал он свою речь. – Значит, вы понимаете. Если Коррок вынес решение, вопросов быть не может. Разум всех когда-либо живших людей, все ваши мыслители, писатели, философы и учителя – все это не стоит и одного узла нейронной сети Коррока. Мы убедились в этом на горьком опыте.