Дэвид Вонг - В этой книге полно пауков. Серьезно, чувак, не трогай ее [litres]

– По-моему, это означает, что информировать людей для них сейчас не самое главное. Посмотри на это.

Эми перегнулась через плечо Джоша и увидела черно-белое видео, которое он проигрывал. Оно не было похоже ни на какое другое. Какие-то темные квадраты и крошечные точки. В центре белые перекрестья, по углам бегут цифры.

– Аэровидеосъемка. Ее слил военный летчик, по-моему, из подствольной камеры. Вот эта большая кучка темных прямоугольников – больница. Если уменьшить масштаб, то мы увидим в верхнем левом углу штаб-квартиру БИЭПИ, но сейчас она за рамкой. Видишь вот это? Это вроде как ограждение и всякое такое вокруг края карантина. Через секунду он увеличит изображение, чтобы можно будет рассмотреть двор.

Изображение мигнуло – пилот увеличил масштаб. Стало намного яснее, и Эми смогла разглядеть, что точки – это люди, а предметы за изгородью – палатки и грузовики.

Пилот увеличил изображение еще раз. Теперь она смогла рассмотреть людей в деталях, отличить стоящих от сидящих и даже увидеть, когда кто-нибудь из них поднимал руку, чтобы поесть или закурить.

– Погоди, – сказала она. – Это, что, снято внутри ограждения? Это и есть инфицированные зомби-монстры? Да они просто стоят и выглядят как люди.

– Нет. Видишь вот это пятно? Белое место в середине? Это тепло. Огонь. Видишь все эти вещи, которые торчат из него в разные стороны? Посмотри внимательнее. Это тела. Скелеты тех неинфицированных жертв, которых они убили. Похоже, они сжигают их в ходе какого-то примитивного ритуала…

– ДЭВИД! Взгляни!

– Что?

– Это Дэвид. Я вижу его!

– Э… ты уверена? При таком разрешении я не могу даже сказать, кто из них женщина и кто…

– Бог мой, да он прямо здесь. О, бог мой. Я должна рассказать Джону.

Джош все еще протестовал, но Эми могла читать язык тела Дэвида с любого расстояния. Он стоял, уставясь на ограждение и сложив руки, и он был по-настоящему зол.

– Мы должны вытащить его оттуда, – сказала она. – Сегодня ночью. Или завтра утром. Как скоро мы можем оказаться там?

– Эми… даже если мы захотим рискнуть и попытаемся взломать карантин… Хочешь, я покажу тебе все военные машины, окружающие ограду? Плюс какой-то летающий аппарат, с которого все это снималось. Ты же слышала, как я говорил о подствольной камере, верно?

– Тогда я пойду сама. Именно это я пыталась сделать – заставить их отвести меня в это место. Именно это я и делала, но ты остановил меня, и сейчас я здесь, Дэвид – там, и они собираются подогреть его до четырех тысяч градусов.

– Эми… если это действительно он, то он там вместе с этими… существами, и, может быть, он больше не он. На самом деле я почти уверен, что это не он.

– Ага. Когда мы сможем туда добраться?

ТиДжей заявил, что сейчас около девяти вечера – дескать, он может определить это по луне. Звучало как полная чушь, но я полагал, что он не сильно ошибся. Они с Хоуп сидели в моей комнате, Хоуп подогревала полный воды кофейник на походной горелке «Стерно».

– В последней партии съестного есть коробки с макаронами и сыром, – сказала Хоуп, – но у нас не хватит тепла, чтобы долго кипятить воду. Ты знаешь, я никогда не задумывалась, сколько энергии надо, чтобы так долго кипятить воду. Я хочу сказать, что учила в школе физику и понимаю, почему костры тушат водой. Но когда ты дома, то даже не думаешь о таких вещах. Ты моешься в душе горячей водой или льешь ее в раковину, когда чистишь зубы, и не понимаешь, что где-то тратятся несколько футов угля, чтобы произвести электричество, которое подогревает воду. Мы ну оооочень расточительны.

– Черт побери, Хоуп, почему ты все время говоришь о горячем душе? – спросил ТиДжей. – Сегодня вечером ты прям пытаешь меня, психологически. Ну, не знаю, чем я тебя обидел.

Она опустила в воду палец:

– Порядок, у нас два блюда лапши с совершенно одинаковым вкусом.

Вскоре после этого, когда мы расселись по кругу и ели лапшу из кофейных чашек, слушая приглушенные разговоры из вестибюля, все опять показалось нормальным. Мы могли бы быть в каком-нибудь туристическом лагере. Я почувствовал странное спокойствие и сообразил, что освободился от ответственности. Никто не ждет, что завтра я выйду на работу. Никто не пытается мне позвонить. Мне не надо проверять электронную почту. Любители привидений не преследуют меня на Фейсбуке. Наша ответственность уменьшилась до чистой биологии: жажда, голод, холод. Внезапно я понял, почему так часто случается, что заключенные, долго просидевшие в тюрьме, не в состоянии жить за тюремными стенами. Вы почти всегда действуете на уровне, к которому привык человеческий мозг.

– Что за хрень с цветами? – спросил я у ТиДжея. – Красный и зеленый? Как мы оказались разбиты на команды?

– Н-да, хороший вопрос. Никто не знает. Каждый проходит через обеззараживание, и когда ты выходишь из химического душа, тебе дают комбинезон. Половине красный, половине зеленый. Нам ничего не сказали об этом и не разбили на группы. «Надень на себя это дерьмо», вот и все. Но не надо обращаться к доктору Хаусу, чтобы понять – у красных паук внутри бывает чаще. Карлос был красным и Сэл. Дэнни, Маркус и этот жирный мусульманин. Не сто процентов, не без погрешности, но все-таки. Красный означает «высокая степень риска», как обычно. Все так и думали, пока кто-то не сказал об этом вслух. Цвета сами по себе разделяют. Так их обычно и используют.

– Пушка есть только у Оуэна?

– Ага. Пока кто-нибудь не найдет еще одну. Фактически Оуэн назначил себя президентом карантина, когда ему удалось отыскать пистолет, который забыли во время этой заварухи. Именно так происходит уйма событий в истории человечества.

Мы заложили разбитое окно, но все равно слышали треск костра во дворе.

– Вестибюль и часть двора за ним, включая террасу, – общая территория, – продолжил Ти-Джей. – Второй этаж больницы все еще функционирует как больница. Там остались док и две медсестры; они лечат больных. Ну, обычных больных, ты понимаешь. Люди продолжают резаться разбитым стеклом, примерно дюжина подхватила всякое дерьмо, которое носится в воздухе. Кстати, ты говорил с доком? С того времени, как вернулся?

– Нет. Завтра. – У меня зуб на врачей, и по очень хорошей причине.

– Третий и четвертый этажи – территория красных, – продолжил ТиДжей. – Мы на пятом и выше, это зеленые этажи. Мы, красные и зеленые, не стреляем друг в друга, когда видимся, но, как ты видишь, напряжение есть. И, как ты можешь видеть, та из сторон, которая имеет пушку, занимает нижние этажи.

– Почему?

– Лифты не работают, – вмешалась Хоуп. – И никто не хочет топать вверх и вниз по миллиону ступенек, чтобы дойти до комнаты. Все предпочитают кучковаться поближе к низу. Оуэн заявил, что его люди берут хорошие этажи.