Альфред Бестер - Тигр! Тигр! [сборник litres]

Посередине Мэпл-Парк-роу сделал шаг вперед и набрал в грудь воздуху для нового истерического вопля Марион Перкин Уорбек. А потом он очутился где-то в другом месте, на дороге, уходящей далеко-далеко. Дорога была прямая, белая, рассекавшая бескрайний мрак, тянулась все вперед да вперед, в вечность; унылая, одинокая, бесконечная дорога в дальнюю даль.

И по ней Уорбек тащился, как автомат, ошеломленный, безгласный, не в силах остановиться, не в силах задуматься в безвременной бесконечности. Он брел вперед, вперед и вперед, далеко-далеко, и не мог обернуться. Впереди мелькали другие фигуры, пойманные на вечном пути в один конец. Наверно, вон та точка – Ирод. А перед Иродом мошка – Джо Дэвенпорт. А перед Джо длинная, извилистая цепочка пятнышек. Однажды конвульсивным усилием ему удалось обернуться. Позади, в туманной дали, брела другая фигура, а за ней внезапно материализовалась еще одна… и еще одна… и еще…

Меж тем Стюарт Бьюкенен сидел на корточках за мусорными баками и тревожно ждал чего-то. Он не осознавал, что избавился от Уорбека. Не осознавал, что избавился от Ирода, Джо Дэвенпорта и десятков других.

Он не осознавал, что заставил своих родителей бежать с Вашингтон-Хейтс, что уничтожил бумаги и документы, стер воспоминания и людей, движимый простейшим желанием, чтобы его оставили в покое. Он не осознавал, что он гений.

Гений желания.

Я пощекотал ее ножом; порезы на ребрах не опасны, но весьма болезненны. Ножевая рана сперва побелела, затем покраснела.

– Слушай, дорогая. – (Я забыл ее имя.) – Вот что у меня для тебя есть. Взгляни-ка. – Я помахал ножом. Чувствуешь?

Я похлопал ее лезвием по лицу. Она забилась в угол тахты и начала дрожать. Этого я и ждал.

– Ну, тварь, отвечай мне.

– Пожалуйста, Дэвид, – пробормотала она.

Скучно. Неинтересно.

– Я ухожу. Ты вшивая шлюха. Дешевая проститутка.

– Пожалуйста, Дэвид, – повторила она низким голосом.

Никаких действий!.. Ладно, дам ей еще один шанс.

– Считая по два доллара за ночь, за мной двадцать.

Я выбрал из кармана деньги, отсчитал долларовые бумажки и протянул их. Она не шевельнулась. Она сидела на тахте, нагая, посиневшая, не глядя на меня. Н-да, скучно. И представьте себе – в любви, как зверь, даже кусалась. Царапалась, как кошка. А теперь…

Я скомкал деньги и бросил ей на колени.

– Пожалуйста, Дэвид.

Ни слез, ни криков… Она невыносима. Я ушел.

Беда с неврастениками в том, что на них нельзя положиться. Находишь их, работаешь, подводишь к пику… А они могут повести себя вот как эта.

Я взглянул на свои часы. Стрелка стояла на двенадцати. Надо идти к Гандри. Над ним работала Фрейда, и, очевидно, она сейчас там, ждет кульминации. Мне нужно было посоветоваться с Фрейдой, а времени осталось немного.

Я пошел на Шестую авеню… нет, авеню Америкас; свернул на Пятьдесят шестую и подошел к дому напротив Дворца Мекки… нет, нью-йоркского городского центра. Поднялся на лифте и уже собирался позвонить в дверь, когда почувствовал запах газа. Он шел из квартиры Гандри.

Тогда я не стал звонить, а достал свои ключи и принялся за дверь. Через две или три минуты открыл ее и вошел, зажимая нос платком. Внутри было темно. Я направился прямо на кухню и споткнулся о тело, лежавшее на полу. Выключил газ и открыл окно, пробежал в гостиную и там пооткрывал все окна.

Гандри был еще жив. Его большое лицо побагровело. Я подошел к телефону и позвонил Фрейде.

– Фрейда? Почему ты не здесь, с Гандри?

– Это ты, Дэвид?

– Да. Я только что пришел и обнаружил Гандри полумертвым. Он пытался покончить с собой.

– Ох, Дэвид!

– Газ. Самопроизвольная развязка. Ты работала над ним?

– Конечно. Но я не думала, что он…

– Так улизнет? Я тебе сто раз говорил: Фрейда, нельзя полагаться на потенциальных самоубийц, вроде Гандри. Я показывал тебе эти порезы на запястье. Такие, как он, никогда не действуют активно. Они…

– Не учи меня, Дэвид.

– Ладно, не обращай внимания. У меня тоже все сорвалось. Я думал, у девицы необузданный нрав, а она оказалась мямлей. Теперь хочу попробовать с той женщиной, которую ты упоминала. Бекон.

– Определенно рекомендую.

– Как мне ее найти?

– Через мужа, Эдди Бекона. Попытайся в «Шооне», или в «Греке», или в «Дугласе». Но он болтлив, Дэвид, любит, чтобы его выслушали; а у тебя не так уж много времени.

– Все окупится, если его жена стоит того.

– Безусловно. Я же говорила тебе о револьвере.

– Хорошо, а как с Гандри?

– О, к дьяволу Гандри! – прорычала она и повесила трубку.

Я тоже положил трубку, закрыл все окна и пустил газ. Гандри не двигался. Я выключил свет и вышел.

Теперь за Эдди Бекона. Я нашел его в «Греке» на Восточной Пятьдесят второй улице.

– Эдди Бекон здесь?

– В глубине, сзади, – махнул бармен.

Я посмотрел за перегородку. Там было полно народу.

– Который из них?

Бармен указал на маленького человечка, сидящего в одиночестве за столиком в углу. Я подошел и сел рядом.

– Привет, Эдди.

У него оказалось морщинистое, обрюзгшее лицо, светлые волосы, бледные голубые глаза. Бекон косо взглянул на меня.

– Что будете пить?

– Виски. Воду. Без льда.

Принесли выпивку.

– Где Лиз?

– Кто?

– Ваша жена. Я слышал, она ушла от вас?

– Они все ушли от меня.

– Где Лиз?

– Это случилось совершенно неожиданно, – произнес он мрачным голосом. – Я взял детей на Кони-Айленд…

– О детях в другой раз. Где Лиз?

– Я рассказываю. Кони-Айленд – проклятое место. Тебя привязывают в вагончике, разгоняют и пускают наперегонки с динозавром. Этот аттракцион будит в людях инстинкты каменного века. Вот почему дети в восторге. В них сильны пережитки каменного века.

– Во взрослых тоже. Как насчет Лиз?

– Боже! – воскликнул Бекон. Мы выпили еще. – Да… Лиз… Та заставила меня забыть, что Лиз существует. Я встретил ее у вагончиков роллер-костера [23]. Она ждала. Притаилась, чтобы броситься. Паук «Черная вдова». Шлюха, которой не было.

– Кого не было?

– Вы не слышали об Исчезнувшей любовнице Бекона? Невидимой Леди? Пропавшей Даме?

– Нет.

– Черт побери, где вы были? Не знаете, как Бекон снял комнату для женщины, которой не существовало?.. Надо мной до сих пор смеются. Все, кроме Лиз.

– Я ничего не знаю.

– Нет? – Он сделал большой глоток, поставил стакан и зло вперился в стол, будто ребенок, пытающийся решить алгебраическую задачку. – Ее звали Фрейда. Ф-Р-Е-Й-Д-А. Как Фрейя, богиня весны. Вечно молодая. Внешне она была вылитая девственница Боттичелли. И тигр внутри.

– Фрейда… Как дальше?

– Понятия не имею. Может быть, у нее нет фамилии, потому что она воображаема, как мне говорят. – Он глубоко вздохнул. – Я занимаюсь детективами на телевидении. Я знаю все уловки – это мое дело. Но она придумала другую. Она подцепила меня, заявив, что где-то встретила моих детей. Кто может сказать, кого знает маленький ребенок? Я проглотил ее приманку, а когда раскусил ее ложь, уже погиб.