Альфред Бестер - Тигр! Тигр! [сборник litres]

Пауэлл восседал, скрестив ноги, на влажном дерне, лицо его осунулось и выглядело безжизненным, дыхание почти не прослушивалось, пульс был редкий. Он железной хваткой сжимал Рейха. Рейх же свернулся в позе эмбриона.

Пауэлла поспешно перевезли в его дом на Гудзон-Рэмп, где им занялись специалисты Гильдии. Трудясь над пациентом, они не переставали поздравлять друг друга с первым в истории Эспер-Гильдии успешным завершением Чрезвычайного Массового Катексиса. С Рейхом спешить нужды не возникло. Соблюдая протокольные формальности, его безжизненное тело транспортировали в Кингстонский госпиталь и стали готовить к Разрушению. После этого семь дней не происходило никаких перемен.

На восьмой день Пауэлл пришел в себя, принял ванну, переоделся, успешно выдержал сражение с медсестрами, присматривавшими за ним, и покинул дом. Он задержался ненадолго у «Сюкре и Си», откуда вышел с объемистым загадочным пакетом, и направился в полицейское управление, чтобы лично отчитаться комиссару Краббе. Поднимаясь по лестнице, он заглянул в кабинет Бека.

Приветик, Джакс.

Приветству (и проклина) ю тебя, Линк.

Проклинаешь? За что?

Я поставил пятьдесят кредитов, что тебя продержат в постели до следующей среды.

Ты проспорил. Моз поддержал мотив по делу д’Куртнэ?

Поддержал руками и ногами. Суд продлился всего час. Рейх сейчас подвергается Разрушению.

Хорошо. Тогда я лучше поднимусь наверх и объясню Краббе все по пунктам.

А что это у тебя под мышкой?

Подарок.

Это мне?

Не сегодня. Но я о тебе помню .

Пауэлл поднялся в кабинет Краббе, отделанный черным деревом и серебром, постучал, услышал величественное:

– Входите!

Он вошел. Краббе держался с ним вежливо, но напряженно. Дело д’Куртнэ никак не способствовало улучшению их с Пауэллом мнения друг о друге, а финальный эпизод лишь подчеркнул это.

– Дело выдалось на диво сложным, сэр, – начал Пауэлл издалека. – Никто в нем как следует разобраться не сумел, и винить за это некого. Понимаете ли, комиссар, даже сам Рейх не понимал истинных причин убийства д’Куртнэ. И только прокурорский компьютер уловил суть дела, а мы-то решили, что он дурачится.

– Как, эта машина? Поняла, в чем дело?

– Да, сэр. Когда мы в первый раз прогоняли через нее окончательный набор данных, компьютер пожаловался, что эмоциональный мотив преступления недостаточно документирован. Мы же предполагали, что мотив корыстный. И сам Рейх тоже. Естественно, мы решили, что компьютер выделывается, как это с ним бывает, и настояли, чтобы тот провел расчет, исходя из корыстного мотива. Мы ошибались…

– А та долбаная машина, значит, была права?

– Да, комиссар. Именно так. Рейх сам себя убедил, что убивает д’Куртнэ по корыстным соображениям. Психологический камуфляж истинного эмоционального мотива. Конечно, он не выдержал столкновения с действительностью. Он предложил слияние компаний. Д’Куртнэ ответил согласием. А Рейх подсознательно заставил себя неверно истолковать сообщение. Вынужден был. Он вынужден был поверить, будто убивает ради денег.

– Почему?

– Потому что не мог набраться смелости, чтобы признать реальный мотив.

– И какой же?

– Д’Куртнэ был его отцом.

– Что?! – вытаращился на него Краббе. – Своего отца? Свою плоть и кровь?

– Да, сэр. Все улики были на виду, но мы не могли правильно истолковать их… потому что сам Рейх не мог. Взять хотя бы то поместье на Каллисто, которым Рейх воспользовался, желая выманить с планеты доктора Джордана. Рейх унаследовал его от матери, которая получила имение от д’Куртнэ. Мы полагали, что отец Рейха каким-то образом отобрал его у д’Куртнэ и записал на жену. Мы ошибались. Д’Куртнэ подарил его матери Рейха, потому что они были тогда любовниками. Подарок матери его ребенка. Рейх и родился там. Джаксон Бек все это выяснил без труда, как только мы поняли, куда нужно смотреть.

Краббе разинул рот, потом закрыл его.

– И другие улики, их было полно. Например, стремление д’Куртнэ к самоубийству, проистекающее из ощущения вины за то, что он бросил своего ребенка. Он действительно его бросил – своего сына. Это чувство раздирало его изнутри. А взять ментальный образ Барбары д’Куртнэ, переплетенной в позе сиамских близнецов с Беном Рейхом; она каким-то образом догадывалась, что они с Рейхом брат и сестра. Рейх не сумел себя принудить к убийству Барбары в доме Чуки Фруд. Он тоже это чувствовал, догадывался в глубине души. Он желал уничтожить ненавистную ему фигуру, отца, который его отверг; но заставить себя причинить вред сестре не смог.

– И когда ж вы все это раскопали?

– После закрытия дела, сэр. Когда Рейх атаковал меня, обвинив в том, что я подбрасываю ему мины-ловушки.

– Он утверждал, что это делаете вы. Он… Но если это не ваша работа, Пауэлл, то чья?

– Самого Рейха, сэр.

– Рейха?!

– Да, сэр. Он убил своего отца. Он дал выход своей ненависти. Но его суперэго… его совесть… не позволила столь ужасному злодеянию остаться безнаказанным. Поскольку было похоже, что полиция покарать его не сумеет, совесть взялась за дело. В этом и заключался смысл ночных кошмаров Рейха… с Человеком Без Лица.

– С Человеком Без Лица?

– Да, комиссар. Это символ подлинных взаимоотношений Рейха и д’Куртнэ. У фигуры не было лица, поскольку Рейх не позволял себе признать истину… признать в д’Куртнэ своего отца. Фигура появилась в его снах, когда он принял принципиальное решение убить отца. И не покидала. Сначала она символизировала страх наказания за преступление, задуманное им. Потом сама стала этим наказанием.

– Мины-ловушки?

– Именно. Его совесть должна была покарать его. Но Рейх ни за что не признался бы себе, что убил д’Куртнэ из ненависти к отцу, покинувшему и отвергнувшему сына. Поэтому кара состоялась на подсознательном уровне. Рейх сам расставлял эти ловушки на себя, не ведая, что творит… во сне, как лунатик… днем, впадая в недолгие состояния фуги… ненадолго отключаясь от осознаваемой действительности. Психический механизм способен на потрясающие трюки.

– Но если сам Рейх не понимал этого… как вы это раскопали, Пауэлл?

– В том-то и заключалась трудность, сэр. Мы не могли этого уловить, прощупывая его. Он был враждебно настроен, а подобные расследования требуют полного содействия субъекта, да и занимают в лучшем случае несколько месяцев. К тому же, сумей Рейх оправиться от серии полученных им ударов, он мог бы перестроиться, сориентироваться, взглянуть на все новыми глазами и стать нечувствителен к нашему воздействию. Это также представляло угрозу, поскольку он находился в позиции, откуда мог бы дестабилизировать всю Солнечную систему. Он из тех редких ниспровергателей основ, каким под силу собственными навязчивыми идеями перевернуть общество и необратимо приковать его к определенным психотическим комплексам.