Эмил Манов - Избранное

Придя в себя, я поискал глазами Лину. Она качалась на гребне соседней волны, метрах в тридцати от меня — была ни жива, ни мертва, но, впрочем, скорее жива, поскольку глаза ее сверкали и она сердито кричала что-то, но что именно, я не мог расслышать из-за рева стихии. Качались вокруг и другие тела, но без признаков жизни. Волны высотой в десять этажей поднимали и опускали меня, и добраться до Лины было очень трудно. Так или иначе я наконец до нее добрался. А что же дальше?

Да, что же дальше — вот в чем вопрос. Вопрос жизни и смерти, как понял интеллигентный читатель.

Вокруг нас — бескрайняя водная пустыня, безбрежный ревущий океан, и больше ничего. Если полагаться на сообщение стюардессы, последние два часа самолет летел в юго-западном направлении, а во время падения ураган отнес нас еще юго-западнее, и, вероятно, мы пересекли Южный тропик. Это значило, что мы находимся где-то далеко на запад от острова Пасхи и шторм несет нас в направлении Австралии или Новой Зеландии, от которых, разумеется, нас отделяет расстояние в несколько тысяч километров. Мы болтаемся в океане вдали от проложенных морских путей.

У меня мороз пошел по коже. При подъеме на гребень волны я попытался сориентироваться, как когда-то меня учили на военной службе, но поблизости не было ни одного ориентира. Вода, вода и вода. Я посмотрел на компас моих непромокаемых и противоударных часов и установил, что ветер и сильное морское течение относят нас в направлении зюйд-вест-вест, то есть скорее на запад, чем на юг. Лина, естественно, плакала, а я подумал, что долго нам не выдержать: если нас не съедят акулы, то мы погибнем от голода и жажды. К тому же спасательные пояса, после салата «Юнайтид кемикл компани», не внушали мне никакого доверия.

Я раздумывал обо всем, как вдруг что-то твердое ударило меня в спину: нас нагнал огромный кусок хвоста «Локхида». Вертикальная плоскость была под водой, и это придавало ему устойчивость на плаву. На наше счастье хвост был сделан из досок и фанеры, а не из дюралюминия. Мы ухватились за него и таким образом обрели еще одну опору. Мы могли даже по очереди забираться на него и отдыхать.

Мы плыли в течение долгих часов, подбрасываемые страшными волнами, как щепочки. Ночью ураган стих, и к утру волнение уменьшилось. Солнце поднялось на горизонте, мы немного согрелись и благословили его.

Немного погодя мы начали его проклинать. Оно пекло все сильнее, и мы все чаще должны были нырять с головой в воду, чтобы нас не хватил удар. Я снял рубашку — на нас была легкая летняя одежда, надетая в расчете на прекрасный климат Гавайских островов, — разорвал ее и сделал два тюрбана, которые мы повязали на головы. Теперь мы перевели дух. Да, но тут пришла очередь самого страшного врага страдальцев, потерпевших кораблекрушение, от которых мы ничем не отличались. Первый тревожный сигнал поступил от моей жены.

— Цено, мне хочется кока-колы, — сказала она виновато.

Мне тоже хотелось пить. И кока-колу, и томатный сок из холодильника, и даже бузу. А больше всего — обыкновенную пресную воду. Да, но что я мог сделать? Вокруг нас был океан воды, но пить ее ведь нельзя, под нами плавало бесчисленное количество рыб, но они были неуловимы. Я попытался отвлечь мысли жены от кока-колы, рассказав ей несколько забавных историй из жизни животных. Она меня выслушала и заявила:

— Цено, мне хочется пить. И есть…

Целых пять суток провели мы на просторах южной части Тихого океана, уносимые сильным течением на запад-юго-запад. Рассказывать о всех перипетиях этого плавания и о всех наших страданиях нет смысла — едва ли кто-нибудь смог бы нас понять. Поэтому я Отмечу только два события.

Первое произошло на четвертый день к вечеру. Губы у нас потрескались от жажды и соленой воды, кружилась голова, и силы наши были на исходе. Я уже подумывал, что мгновенная смерть предпочтительнее медленной агонии, когда на западе — закат солнца еще слепил нас — появилась какая-то черная точка. Это была птица. Сначала мне показалось, что это чайка. Но птица приближалась с огромной скоростью и увеличивалась с каждой секундой — сначала до размеров орла, потом альбатроса или американского кондора. А когда она пролетела в половине километра от нас, я подумал, что галлюцинирую.

Это действительно был орел или кондор, но какой, боже праведный! Больше самолета на триста пассажиров с той только разницей, что крылья его были по крайней мере в два раза длиннее и шире. Огромный изогнутый клюв, вероятно метров в пять, мог бы ухватить и поднять в воздух тонну мяса или какое-нибудь бунгало вместе с его обитателями. Я был уверен, что птица была в несколько раз больше той, что некогда спасла Синдбада-Морехода. Разумеется, я не поверил своим глазам. Вопли моей жены, однако, убедили меня в том, что я не брежу. Или скорее — что бредим мы оба одинаково… Гигантский кондор улетел, не заметив нас, но мы почувствовали, как волнение океана усилилось от ветра, произведенного его крыльями. Значит, мы не бредили?

Постепенно мы успокоились. Больше того, в моей душе шевельнулась надежда — коли есть птица, должна быть и земля, суша, спасение… Я сказал об этом жене, чтобы придать ей мужества, и добавил, что, если у нас хватит сил, мы определенно доберемся до твердой почвы, поскольку кондор прилетел с той стороны, куда нас несет течение. Мое желание ее ободрить, однако, едва не стоило мне жизни.

От Лины остались только кожа да кости, и я не был уверен, что она выдержит еще хотя бы одни сутки. Пока я говорил, в глазах ее появился какой-то странный блеск. Она не отрывала от меня горящего, почти безумного взгляда. Потом облизала губы и стала, тратя немало сил, подбираться ко мне, огибая хвост «Локхида», за который мы оба держались. Я вздрогнул, услышав тихое, но весьма выразительное рычание — моя ужасная догадка подтверждалась…

Честное слово, я никогда не чувствовал себя таким вкусным. Я попытался отдалиться от нее, а она протягивала руку, чтобы дотянуться до меня, при этом чавкала и глотала слюну. В следующее мгновение что-то произошло и со мной. Ужасная ответная мысль овладела мной, и я замер, чтобы подпустить жену к себе. Последнее, что я запомнил, было то, что мы оба пытались взобраться на наш импровизированный плот, наверное, чтобы занять наиболее выгодную позицию, но одежда наша, или скорее лохмотья, зацепились за растрескавшиеся доски.

Это, как видно, исчерпало наши силы, и мы от истощения лишились сознания.

Очнулись мы только на следующий день.

Автор и его жена просыпаются на пустынном берегу, где находят удивительную флору и фауну. Они строят плот и проникают в глубь страны. Их первые впечатления от Уибробии.

Спиной я ощутил теплый влажный песок и открыл глаза. Сияние полуденного солнца слепило. У меня не было даже сил шевельнуть пальцами рук.