Александр Колупаев - Завещание великого шамана. Книга 2

— Ваше святейшество, вот новые перья. Я заточил их с особым старанием, — монах поклонился и, пятясь вышел.

Епископ Жедал взял наугад перо, обмакнул его в тушь и снова склонился над свитком:

«…как только карета остановилась у резиденции наместника ордена Арагута, меня окликнул длинноногий и худой туземец. Он показал мне кольцо Тиассы и на словах передал её просьбу незамедлительно прибыть в Храм Любви. Что я и сделал с великой поспешностью. Сначала я даже онемел, услышав предложение верховной жрицы — пятьдесят сентамов за всю беседу учителя Арти и посла Михатя. Памятуя ваш наказ и помня, что служение Ордену превыше всего, я заплатил требуемую сумму…»

Жедал остановился и почесал кончиком пера нос, а вдруг Фаран узнает про то, что уплачено ровно вдвое меньше — всего двадцать пять сентамов?

Да где ему! Их святейшество по жрицам любви не ходит, их святейшество дамы дома ублажают!

Но нет! Долой, долой, посторонние мысли, надо писать. Хорошо написанный отчет, может стоить немало звонких монет.

«… как только монеты перешли в руку Тиассы, она протянула мне свиток (прилагаю отдельно)» — Жедал допускал такие сюрпризы в написаниях отчетов, уж кто-кто, а он-то знал, как любит дотошный Фаран читать и перечитывать записки своих послов — легатов. Найдя хоть какую-то буквицу бесчестия Ордену или его главе, устраивал он настоящее шельмование написавшему. И слава создателю, если наказание было лишение его милости в виде кошелька со звенящими монетами внутри, а то бывало и похуже.

Перо снова заскользило по бумаге:

«… — налицо был сговор между учителем и Либранским шпиком Михатем! Обращаю внимание вашего святейшества на ту часть разговора, где речь идет об оружии и предметах для его изготовления. Мне кажется, что тут как раз всё наоборот: они нарочно запутывают нас и договор ведут о продаже оружия устрашающей мощи. Мне ничего не оставалось, как напроситься с визитом в селение этих отродий дьявола — учителей. Памятуя ваш мудрейший наказ: „выведай все об их богатстве, могуществе, а паче о слабых местах и изъянах устройства государства их…“ я позволил себе, взяв брата по вере Ифата, прийти к невидимым вратам и невидимой стене, ограждающей это логово приспешников сатаны…»

Жедал прекратил писать и с некоторым раздражением уставился на серый лист бумаги.

Вот даже из-за этого грязноватого листка идут бесконечные споры между тремя крупными державами обитаемых земель Зигры. Тиботцы, с их имперскими замашками, нагло утверждают, что бумагу изобрели они. Надоело, видите ли, им выращивать тысячи зверьков, выделанными до нежнейшей мягкости шкурками которых пользовались императоры, облегчившись в утреннем туалете, вот они и изобрели бумагу. Либранские свитки, сфабрикованные под немыслимую старину, говорили о том, что мудрейший Тафит, философ и бессребреник, выступая перед тысячной толпой, так разошелся в своих гневных проповедях, коими клеймил беспорядки в государстве, что сошел со скамьи и посыпал себе голову пылью, щедро устилавшей площадь. И не было бы в этом жесте философа ничего странного, если бы не привычка простолюдинов везде и всегда жевать сладкий тростник. Жедал и сам в детстве растирал зубами в порошок сладкие волокна, смачно сплевывая на землю невкусную мякоть. Так вот, пыль, столь щедро переслоенная этими волокнами, попала на мудрейшее чело философа и, смешавшись с потом, застыла тонкой корочкой. Так была изобретена бумага в торговой республике Либрана.

Э-э, да что вспоминать о странностях в рассуждениях недружелюбных соседей! Сам епископ и легат твердо знал, что бумагу изобрели их монахи, из монастыря святого Абаго. Наблюдали за осами. Эти божии создания строили свои гнезда из тонких сеточек, на которые перетирали стебельки да трухлявые веточки деревьев. Дальше все было просто — собери нужное количество гнезд крылатых тварей, размочи в воде и добавь клея. Раскатай, просуши — готова бумага!

Вот только либранцы владели секретом и изготавливали бумагу тончайшей выделки и редкой белизны. И как им это удается?

Жедал тряхнул головой, словно отгоняя ненужные мысли, и стал сосредоточенно думать — как дальше писать отчет владыке Ордена.

«А-а, напишу я отдельный трактат: о посещении вертепа пришельцев и чудесах, увиденных мною там…. Чем больше бумаг — тем чище задница!» Эта мысль, не легата и даже не епископа — правой руки самого владыки Ордена, а рассуждения атамана по кличке Хитрый Глаз, развеселила и успокоила его.

Он быстро зачеркал пером по бумаге: «… Немудрено рассудив, что происшествие со мной может содержать тайну, подрывающую устои веры и толкования священных скрижалей, излагаю сие на отдельном документе. Писано лично мною, легатом Жедалом, 11 месяца, года Хромой Крысы» Поставил жирную точку и далее — витиеватую завитушку личной подписи. Вот теперь можно и писать про те небывалые вещи и колдовские чары, что повсюду понатыканы в поселении учителей.

Жедал тяжело вздохнул — сам бы он с удовольствие поселился в любом, пусть и самом беднейшем доме пришельцев. Даже сейчас он как бы ощутил удивительную прохладу в их домах. Его тучное тело страдало в жарком климате.

Сложил вместе два листа бумаги, подумал и добавил к ним третий — записать все происшествия, произошедшие с ним, будет достаточно.

Набрал тушь на кончик пера и, облизнув пересохшие от волнения губы начал писать:

«Донос. Его святейшеству председательствующему священного синода монсеньору Фарану от брата по вере епископа и назначенного легатом в земли Афеции Жедала.

Довожу до сведения Вашего те чудесные происшествия, что случились со мной при посещении поселения учителей.

Первое: как только я приблизился к колдовскому ограждению поселка, не помешкав, вынул колдовскую коробочку, что дал мне Алекс. Едва придавил перстом бугорок на ней, как послышался голос: „Назовите себя и людей, что присутствуют с вами“. Я назвал наши имена. Открылись невидимые врата, и мы пошли далее. Однако снова уперлись в преграду: это было, словно ветер сжал воздух. Неведомый нам человек строго и даже требовательно приказал: „Оставьте все оружие в стороне, вам оно не понадобится“. В немом изумлении я остановился, так как оружия при мне не было. Зато брат Ифат нехотя вынул огромный тесак. Как только он положил его наземь, мы смогли двинуться дальше. Тотчас появился туземец в диковинной одежде и на странной повозке на двух колесах. Он был сама любезность, но без причитающегося ему подобострастия. Он провел нас улицей, поражающей разнообразием формы домов. В глаза сразу бросилась чистота и опрятный вид каждого здания. Об их жилищах надо сказать отдельно. Каждая семья, живущая в поселке, имеет свой дом. Они двухэтажные, но крыши у них сделаны из металла, которому придан нужный цвет. Поразило то, что металл этот такой ровной толщины, что не создать и самому умелому кузнецу. Окна большие, и в них проливается так много света, словно само светило пришло в гости. Однако внутри не жарко, а веет приятной прохладой, словно благословенный горный воздух струится вниз по склонам. Я спросил: „Как такое возможно?“ Мне показали несколько щелей, из которых и веяла эта ночная прохлада. Далее мне пришлось лицезреть столько колдовских вещей и чар, что сказки старого Грутта меркнут перед ними! Полы и стены в их жилищах ровные и чистые, словно это тронный зал короля Унерланда. Да святится его имя! Вся мебель и утварь сделана с помощью колдовства и такой искусной выделки, словно над ними целый год трудились лучшие тиботские мастера. Еще там много вещей, несомненно, принадлежащих самому сатане, так как назначение их непонятно и неведомо. Каждый поселянин и даже дети имеют колдовские сундучки, куда смело произносят слова, и неведомый собеседник (может даже слуги дьявола) отвечает им. А ещё там живут прирученные эльфы и гномы! В нужное время и по неведомому мне заклинанию, они появляются на черной, как тушь, стене: кривляются и паясничают, словно певцы или бродячие цирковые шуты. Признаться, песни их мелодичны, танцы веселы и подвижны. Я видел, как гномы в одинаковых одеждах воевали друг с другом. У них было оружие невиданной и страшной силы. Выскажу свое мнение: пришельцы и учителя, именно у них взяли оружие, кое числом и силой многократно превосходит наше. Особо поразило полное отсутствие признаков богатства. Правда, в некоторых комнатах на полу лежали ковры изумительной раскраски и ворса столь плотной густоты, что подобны были шкурам неведомых нам зверей.