Александр Колупаев - Завещание великого шамана. Книга 2

— Слушай, Бутий, а ты почему ничего не слышал о театре Люции? Почему я узнаю об этом от человека, который всего два дня как гостит в моей стране?! — король ухватил племянника за золотую цепь, намотал её на кулак и подтянул придворного к себе.

— Ваше высочество! Но эта труппа нигде не давала ни одного концерта! Наверное, это их дебют, и они хотят произвести фурор в столице и при дворе короля!

— Ну ладно…. Убедил! — король размотал цепь с руки и небрежно бросил её на грудь племянника. — Проваливай! Ничего он не знает, ничего не ведает!

— Начальник соглядатаев и роты королевских филеров, генерал Флярис! — мажордом аккуратно пристукнул палкой о пол.

Начальника тайной полиции королевства боялись все, даже шут.

— Генерал! Почему я узнаю о какой-то там театральной труппе от нашего гостя?! Почему вот он о ней знает, а мой генерал ничего такого нет?! — капризным тоном завелся король.

— Ваше величество! — генерал наклонил голову. — Я знаю о желании нашего гостя посмотреть спектакль устраиваемый танцовщицей Люцией! Только там, в её труппе, половина актёров преступники и бандиты!

— Так почему они до сих пор не в тюрьме?! — дребезжащим от гнева голосом вскричал король.

— Чернь многочисленна, сплочена и хорошо знает портовые трущобы. Мы не силе арестовать их всех сразу! Потихоньку, по одному — и все в тюрьме будут, а оттуда перекочуют на виселицы….

— А как же спектакль? Вот я и славный дворянин де Атоза, кстати, он кавалер ордена Утренней Зари с подвесками на эполете! Вот мы желаем лицезреть и Люцию и её спектакль! Мне кажется, что ты, генерал Флярис, вполне заслужил подвески на эполету! Мне кажется, как раз после спектакля эти подвески будут так к твоему лицу генерал!

— Я рад доставить моему королю это удовольствие! Я не только рад, но и даже горд, что король обратился ко мне с такой просьбой! Спектакль состоится в назначенное вами время, мой король!

— Тогда так, мой генерал Флярис и даже без пяти минут кавалер алмазных подвесок! Спектакль должен начаться в восемь вечера. И ни один филер, ни один шпик, не смеют даже носа высунуть на улицу, ведущую от порта до королевской гранд-опера! Все артисты, слышите, все!!! — король даже притопнул ногой, словно подчеркивая важность своих слов, — все до одного как пришли, так и ушли к себе, в эти самые….

— Трущобы — подсказал шут.

— Вот именно — в они самые! Запомни генерал, подвески на эполет просто так не даются!

— Внимание и повиновение, мой король! Все будет исполнено точно, так как вы приказали! Я пошлю в портовые хижины гонца, и он передаст ваши условия артистам и Люции. Разрешите откланяться?

— Разрешаю, — король небрежным взмахом руки отпустил генерала. Тот, слегка кланяясь, направился к двери, нарочито печатая шаги.

— Эй, генерал Флярис! — вспомнил что-то король, — слышь, только улица от порта до гранд-опера! А на остальных — гвардейцы в полном вооружении! И горе тому, кто осмелится свернуть туда!

— Как скажите, мой король! Тот, кто свернет, не увидит завтрашнего утра!

Никогда ещё в большом зале королевской гранд-опера не было такой суматохи! Слуги суетливо переносили с места на место декорации, бочки с растениями и деревянные панели с нарисованными крепостными стенами и башнями. Подгоняемые суровыми окриками главного распорядителя, они не переставляли удивляться тому, что всегда чванливо — чопорный художник театра угодливо слушался какой-то девчонки в простеньком платье. Мало кто видел, как, выйдя из кареты, этот гроза всех артистов и прислуживающих в театре, выслушав распоряжение королевского мажордома, разразился гневной тирадой. Его гнев объяснялся просто — он не привык слушать, кого либо, разумеется, кроме короля, да святится его имя, а тут какая-то простолюдинка будет давать ему указания?! Ему — таланту среди гениев! Он поначалу даже отмахнулся от серенького невзрачного человечка, но тот что-то сунул в руку художника, и вдруг с ним произошла разительная перемена. Слонявшиеся без дела королевские артисты даже гадали, сколько сентамов скользнули в ладонь художника. Им и в голову не могло прийти, что художник, ослепленный блеском солнечного металла, готов был прислуживать самому дьяволу!

Впрочем, артистам, взбудораженным неизвестно почему выплаченным недельным жалованием, было не до суеты художника. Послонявшись без дела, они собрались на галерке и с возрастающим изумлением наблюдали, как очаровательная девчушка вертит их художественным руководителям, словно влюбленным в неё юнцом. Изумлению их не было предела, когда поодиночке, или небольшими группами, в театр стали приходить подозрительные личности. Да что там — подозрительные, прямо какие-то разбойничьи рожи! А эти явно портовые бандиты, так же безропотно слушались хрупкую девчонку и послушно переодевались в костюмы, что-то репетировали и, свирепо размахивая длинными ножами, устраивали шуточные сцены драк и разбойничьих нападений на жалобно верещавших богатых горожан. Впрочем, и сами «богатые горожане», отдав кошельки, потом обнимались с грабителями. Понемногу становилось понятно, что на блистательных подмостках королевской оперы будет разыгрываться сценка из неведомой и тревожно-непонятной жизни самого дна общества — изгоев и преступивших закон простолюдинов. А когда, ближе под вечер, в опере появился королевский шут и племянник короля, всем стало понятно — спектакль посетит сам король!

И вот, почти за час до начала спектакля, в зал начала прибывать почтенная публика. Нет, разряженные синьорины и чопорные синьоры не стремились занять свои места в партере и боковых ложах. Они по давней традиции, заведенной еще первым королем, а может и вторым? Кто их там запомнил с их номерами? Так вот — традиция просто обязывала пройти через буфет и пригубить стаканчик, другой вина из королевских погребков. Ходили слухи, что это вино в погребок закупалось у тех же торговцев, у которых запасались этим товаром и владельцы самых последних портовых таверн. Но, попробуй, скажи кому, что это вино выжато не из ягоды, нежившейся на благородных королевских виноградниках! Так и платили в три дорого, так и хвалили, причмокивая губами дешевенькое вино. Но вот — выпили, похвалили и стали рассаживаться по местам, косясь на королевскую ложу. Там было пусто. Подгоняемые постукиванием дирижерской палочки, стали занимать свои места музыканты. Нестройные отрывки мелодий, звуки настраиваемых инструментов приглушили шум публики, горячо обсуждавшей новость о спектакле простолюдинов. Так успели прозвать предстоящее действо театра постой танцовщицы Люции.

Наконец, двери королевской ложи распахнулись, и племянник короля сделал торопливый знак дирижеру. Тот суетливо замахал палочкой на музыкантов, поднял обе руки вверх, и, с резким взмахом, грянула мелодия. «Славься, славься, наш добрый король, правь нами твердой рукой!»