Елизавета Сагирова - Оазис

— Дайка, у меня голова кружится-а-а… кажется, я пьяная. Ян ругаться будет.

— Ты сейчас в Айсберг пойдёшь? — печально спросила я, предчувствуя ещё одну ночь в пустом номере. — К нему?

— Ага, — Яринка зачем-то поцокала языком. — Он ещё три дня здесь будет, потом рождественские каникулы кончатся, и опять на учёбу. Но обещал приплывать каждые выходные.

Я повеселела. Выходит, ночевать мне одной только по пятницам и субботам, а в другие дни недели мы сможем, как раньше, после ухода старших подруг на работу делить на двоих наш уютный домик. Смотреть телевизор, развалившись на большом диване в столовой, играть в приставку, сидя рядом на полу, не спеша готовить себе ужин и шептаться в темноте перед сном, пока глаза не начнут закрываться. Мммм, красота!

Яринка вдруг неуверенно поднялась на ноги.

— Дайка, пойду-ка я холодной водой умоюсь, а то как-то… — не договорив, она хихикнула и, пританцовывая, направилась к морю. От нас до полосы прибоя было несколько метров, и я с растущей тревогой смотрела, как подруга сокращает это расстояние, высоко поднимая колени и дирижируя руками в такт неслышимой музыке. Чего доброго, ещё плюхнется в одну из волн, полого набегающих на берег.

Но Яринка остановилась строго на границе мокрого и сухого песка. Я ждала, что она сядет на корточки и потянется руками к воде, чтобы зачерпнуть её и брызнуть себе в лицо. Но подруга замерла без движения, чуть расставив в стороны руки, словно в попытке сохранить равновесие, и глядя перед собой.

— Ярин? — окликнула я, а, когда ответа не последовало, хотела позвать громче, но тут из моря, сквозь убаюкивающий шорох прибоя, снова раздался отчётливый всплеск.

Внезапный, неожиданно сильный страх, подбросил меня с места. Я вскочила, подбежала к замершей Яринке, схватила её за плечо.

— Ты что?!

Яринка медленно обернулась. Рот жалобно приоткрыт, глаза — как два карманных зеркальца с отражением моря и звёзд.

— Дайка…

Я не стала слушать, что она хочет мне сказать, вместо этого решительно потащила подругу прочь, от темноты, от шума волн, от непонятной жути. На ходу подхватила с песка плед, перекинула через плечо.

— Я провожу тебя до Айсберга, твой Ян, наверное, уже заждался, — сердито бросила на ходу.

Яринка не возражала. Она покорно семенила за мной, не пытаясь больше разговаривать. Пока мы по переулкам и лестницам поднимались наверх, к сияющему огнями сердцу Оазиса, я несколько раз пытливо поглядывала не неё и видела, что от недавнего хмельного веселья подруги не осталось и следа. Она выглядела потерянной и напуганной, но сейчас меня это вполне устраивало. Хотелось быстрее остаться одной, чтобы обдумать всё услышанное сегодня.

Уже на крыльце Айсберга, под светом мигающей неоновой вывески, Яринка вдруг остановилась, позвала:

— Дайка…

— Ну? — я недовольно обернулась, сделала шаг назад. — Иди давай, тебе сейчас поспать надо, чтобы…

Но подруга больше не выглядела опьяневшей: глаза её смотрели прямо и серьёзно, губы сжались. Она медленно приблизилась ко мне и тихонько сказала:

— Дайка, нам надо убираться отсюда. Из Оазиса.

— Ну, разумеется, надо, — я недоумённо пожала плечами. — Это давно ясно.

— Нет, ты не поняла, — Яринка понизила голос до шепота. — Убираться надо как можно быстрее. Это по-настоящему плохое место…

И, прежде чем я успела что-то спросить, она шагнула вплотную, приблизила губы к моему уху и выдохнула:

— Я видела русалку.

Меня хватило только на то, чтобы издать нечленораздельный звук. Звук этот был порождён новым испугом, но Яринке, наверное, показалось, что я смеюсь над ней, потому что она торопливо заговорила, взяв меня холодными ладонями за локти.

— Правда, видела! Когда подошла сегодня к морю! Хотела умыться и заметила что-то в воде. Пригляделась, а там, на волнах, голова и плечи девушки… и длинные волосы. Я ещё подумала — неужели какая-то дура полезла купаться в такую холодину? И вот, я на неё смотрю, а она на меня, не двигается совсем, непонятно, как вода её держит. Я уже хотела тебя позвать, а тут она — раз, и нырнула в волну!

Яринка перевела дух, закусила губу, замешкалась, словно сомневаясь, стоит ли продолжать. И решившись, еле слышно добавила:

— Она нырнула, а из волны сразу — большой рыбий хвост. Как ударит по воде…

Так получилось, что после рождественских событий мы зажили на удивление спокойно. Можно сказать — почти счастливо. Я снова обрела надежду, которую могла сколько угодно лелеять в душе, наслаждаясь её брезжащим впереди светом. А Яринка была взаимно влюблена и счастлива уже просто поэтому. Ян, как и обещал, прибывал в Оазис почти каждую пятницу и оставался здесь до вечера воскресенья. На это время Яринка пропадала, но мне хватало общения с ней в остальные дни недели. Именно дни, не ночи. По ночам подруга танцевала в Айсберге, стремясь заработать как можно больше денег для оплаты оставшейся части долга. Ей нравилось танцевать, нравилось ловить на себе восхищённые взгляды, придумывать выкройки для новых костюмов и через Гаспаровну отправлять их в ателье. И в этом она так преуспела, что скоро стала получать заказы от других девушек.

Не знаю, как отнёсся Ян к тому, что его возлюбленная обнажается перед чужими мужчинами, в любом случае, запретить что-то Яринке вряд ли было ему под силу. Она по-прежнему имела бешеный успех у гостей, и не раз они через официанток передавали ей записки с предложениями встретиться где-нибудь в укромном уголке острова для взаимной выгоды. Предложения эти подруга презрительно игнорировала, несмотря на то, что указанные в записках суммы впечатляли. Она любила Яна. Её рассказы о времени, которое они проводили наедине, даже у меня вызывали лёгкую зависть, хоть я по-прежнему не могла представить себя на месте Яринки. И мне совершенно не хотелось даже думать о близости с каким-нибудь мужчиной, тем более, что тут подруга была честна и описывала интимную сторону отношений довольно равнодушно, как что-то, по её словам, «интересненькое, но ничего особенного». Увы, выходило, что все книжки про любовь и неземное наслаждение, обязательно сопутствующее этой любви, лгали.

В отличие от Яринкиной жизни, в моей ничего не изменилось. Днём я по-прежнему мыла посуду в кафе, после обеда шла в библиотеку, где налегала на английский и выбирала книги для чтения, которому и посвящала вечера. Ближе к ночи, когда Яринка уходила танцевать в Айсберг, я проводила время в гостиной за просмотром фильмов, до последнего оттягивая тот момент, когда приходилось подниматься на безлюдный второй этаж. А когда сон начинал одолевать с нешуточной силой и я всё-таки шла в наш пустой номер, то плотно зашторивала оба окна, оставляла гореть лампу на своей тумбочке и с головой забиралась под одеяло, чтобы не слышать рокочущего голоса моря, доносящегося снаружи. Да-да, я, когда-то жившая среди бескрайних диких лесов, чьи глухие ночи никогда не разгонял свет уличных фонарей, теперь стала бояться темноты.