Елизавета Сагирова - Оазис

Доннел поднял одну бровь, показывая, что ждёт и слушает. Отступать было поздно, и, не отводя взгляда, словно от этого зависела его реакция, я выложила Яринкину просьбу. И перестала дышать в ожидании ответа.

Выражение лица Ральфа почти не изменилось — лишь брови чуть сошлись к переносице, — но я расценила это как признак приближающейся грозы и, опустив голову, торопливо забормотала:

— Я знаю, что не должна просить о таком. Но ведь тебе ничего не стоит… один звонок. А для нас это… Конечно, если ты рискуешь, то…

— Да ничем я не рискую, — перебил Ральф с досадой в голосе, но без злости, — звонок можно сделать, и не представляясь. Главное ведь, как я понял, донести до младшего Бурхаева о выходке старшего?

— Да, — я осторожно подняла глаза, ещё не смея ни на что надеяться. — Просто всё рассказать. Пожалуйста. У меня же никого нет, кроме Яринки… и тебя.

Возможно, мне показалось, но глаза Ральфа потеплели, лоб разгладился, брови дрогнули. Нет, не поднялись опять милым домиком, но и хмуриться он перестал.

— Допустим, расскажу, — Ральф двумя пальцами взял меня за подбородок, не давая снова спрятать взгляд. — Но не станет ли хуже? Бурхаевский сынок закатит отцу истерику, отец осерчает пуще прежнего и, как думаешь, на ком отыграется? Опять же, на твоей подружке. Не лучше ли последовать моему совету и просто переждать бурю?

— Нет, — я упрямо мотнула головой, — не лучше. Раз Яринка так просила, значит, ей виднее, чем это кончится. Она Яна знает, а мы нет.

Ральф скептически хмыкнул, отпустил мой подбородок. Но я продолжала смотреть на него в упор, ожидая окончательного ответа, и Доннел вдруг кивнул.

— Хорошо. Позвоню этому вашему Яну, пусть тоже хлебнёт, не всё же твоей подружке за их игру в любовь расплачиваться. Тащи его номер, завтра поплыву на берег.

— Уже завтра? — прошептала я, не смея поверить в такую удачу.

— Завтра. Но не думай, что я изменил планы ради твоей парочки дураков. Дела у меня там. Через несколько дней вернусь.

Неожиданно для самой себя я снова пустила слезу, на этот раз от облегчения и вспыхнувшей надежды. Обняла Ральфа за шею, уткнулась лицом ему в плечо и принялась всхлипывать, бормоча бесконечные «спасибо».

А позже, когда мы легли в постель, впервые сама выступила инициатором близости. Сама покрывала поцелуями его шею и грудь и неумело ласкала твёрдое, так не похожее на моё, мужское тело. И впервые подумала, что любовь может быть не взрывом страсти, как у Яринки и Яна, и не выбросом в кровь гормонов, как уверяла Ирэн, а просто благодарностью.

Я даже уснула почти умиротворённой, поверив в то, что, пока рядом Ральф, ничего по-настоящему плохого случиться не может.

Но лучше бы вообще не засыпала. Потому что во сне снова увидела ныряющую среди волн очень бледную и грустную Яринку с гибким рыбьим хвостом.

Я навестила подругу на следующий день после обеда. Спросила разрешения у доктора, несмело заглянула в палату, прикрыла за собой дверь. Сначала мне показалось, что она спит, но опухшие веки дрогнули от звука моих шагов, приоткрылись. Я ожидала встретить пустой взгляд, полный вчерашних боли и безнадёжности. Но из-за страшной бордово-синей маски, в которую теперь превратилось лицо подруги, на меня спокойно и внимательно глянула прежняя Яринка. Уголки опухших губ дрогнули в намёке на улыбку.

Громко выдохнув от облегчения, я подалась вперёд, чтобы обнять мою многострадальную бедняжку, но не знала, как это сделать, не причинив ей новой боли, и лишь поцеловала в спутанные волосы.

— Ну что? — Яринка, верная своей натуре, не стала ходить вокруг да около и сразу перешла к главному. — Ты попросила Доннела позвонить Яну?

Я гордо кивнула, радуясь тому, что хоть чем-то могу её утешить.

— Да. Он с утра уплыл на большую землю и, наверное, уже позвонил. Обещал сделать это сразу.

Яринка попыталась удивлённо распахнуть глаза, но лишь болезненно сморщилась.

— Ох… всё болит. Дайка, спасибо тебе. И Ральфу твоему спасибо.

— Пока не за что, — я осторожно погладила её по плечу через белую больничную рубашку и еле сдержалась, чтобы не рассказать о том, насколько сама удивлена столь лёгким согласием Ральфа на подобную авантюру. — Как думаешь, что сделает Ян, когда всё узнает?

Яринка покачала головой.

— Не знаю. Для меня главное, чтобы Бурхаев не успел забрать у него деньги или карточку. Пусть Ян успеет убежать. Не хочу, чтобы он стал таким же, как отец!

— Он не убежит без тебя, — я была в этом уверена. — Наверняка же приплывёт, если у него будут деньги.

Яринка беспомощно всхлипнула, и я увидела, что всё её спокойствие — показное, поверхностное, готовое вдребезги разбиться в любой момент.

— Хорошо, если приплывёт, — прошептала она. — Хоть попрощаемся.

Я не нашлась с ответом. Успокаивать, говорить, что всё наладится, в такой ситуации было бы насквозь лицемерно. Яринка не дура и не хуже меня видит, что на этот раз выхода действительно нет.

— Ральф говорит — надо терпеть, — это единственное, что пришло мне в голову. — Если ты попытаешься убить Бурхаева, если даже хоть поцарапаешь его, тебя могут отдать… такому, как Ховрин.

Рассказывать Яринке про грозящее ей наказание в виде долгой и мучительной смерти, заснятой на видео для дальнейшей продажи извращенцам, я не стала: это было бы слишком жестоко. Но по её потускневшему взгляду поняла, что, возможно, она сама всё понимает.

— Э… а как ты вообще? Как себя чувствуешь? Что доктор говорит? — зачастила я первое, что пришло в голову, лишь бы разбить эту тягостную тишину.

Яринка оживилась.

— А, нормально всё. Ну, как нормально, выглядит, конечно, жутко, но Бурхаев мне даже нос не сломал, расквасил только. Губы вот разбил, доктор зашивал вчера, синяков наставил, и трещина в ребре, но это он на меня своей тушей упал, когда я отбрыкивалась. Ну и… там, внутри, есть разрывы, потому что руку пихал. Ничем другим-то не смог. Тюфяк.

— Мудак он, а не тюфяк, — я невольно сжала кулаки от бессильной ярости. — Хоть бы в море утонул, что ли…

— Оно не тонет, — я с удивлением увидела, что Яринка скривила губы в попытке рассмеяться, но сморщилась от боли и выдавила лишь сдавленное хихиканье. — Ничего, пока я в таком состоянии, мне нельзя работать. А там, может, он уедет. Хотя нет. Не надо, чтобы сразу уезжал: Яну нужно время, чтобы…

— Да забудь ты о Яне! — с неожиданно прорвавшейся злостью перебила я. — Яну ничего не сделается, его пальцем никто не тронет! Нам что делать?!

— Нам? — Яринка нарочито равнодушно пожала плечами. — А что мы можем сделать? Ждать твоего Ральфа. Если он вернётся и скажет, что дозвонился до Яна, тогда и будем думать.

Я не успела ответить. Дверь палаты распахнулась, и на пороге возникла Ирэн. Почти такая же, какой я видела её в то утро, когда она пришла сообщить мне о закрытии аукциона. Глаза гневно сверкают, грудь вздымается, губы плотно сжаты.