Елизавета Сагирова - Оазис

Ральф, прищурившись, глянул вперёд и вверх, туда, где за малыми глыбами громоздились огромные, больше похожие на скалы.

— Мы же не… — начала я, но не успела договорить: сильные руки подхватили меня за бока и взметнули на ближайший камень, высотой примерно в мой рост. Я взвизгнула, машинально вцепившись руками в его шершавую поверхность, перекинула одну ногу, села верхом. Вопросительно и испуганно обернулась к Ральфу, не понимая, что всё это означает. А Ральф уже оказался рядом со мной, ловко подтянувшись на руках, и теперь стоял, слегка балансируя на неровной, чуть горбатой спине камня. Внимательно и изучающе оглядывался вокруг.

Я завозилась, устраиваясь поудобнее, повернулась лицом к морю, с некоторой опаской свесила обе ноги над водой. Валун был тёплым от солнца, но не горячим, и сидеть на нём оказалось неожиданно приятно. Если ещё не думать о том, что, возможно, именно отсюда не нашедшие иного выхода девушки бросались вниз, в объятия тёмной пучины…

Ральф закончил осматриваться и сел рядом со мной, безжалостно растягивая отутюженные брюки. Непонятно сказал:

— Да, место подходящее. Может, и получится…

— Что получится? Для чего подходящее? — взмолилась я, больше не в силах выносить пытку неизвестностью. Меня пугала плещущаяся подо мной тёмно-зелёная вода, по слухам, скрывающая бездонную глубину, пугало само осознание того, что мы находимся в Русалкиной яме, самом жутком месте на острове. Конечно, рядом со мной был Ральф, большой и сильный, которому наверняка не страшны никакие русалки, но его странное поведение, его молчание, пугало не меньше.

Но длилось оно, к моему облегчению, недолго. Ральф, совсем как я недавно, устроился поудобнее, и теперь мы сидели рядышком, обратив лица к морскому горизонту. Мне вдруг очень захотелось, чтобы он обнял меня, как на картинках, изображающих счастливые парочки в разных романтичных местечках. Но вместо этого Ральф запустил руку в нагрудный карман рубашки и вынул сложенный в несколько раз бумажный конверт. Показал мне, многозначительно заломив одну чёрную бровь.

— Что это? — послушно спросила я.

— А это, Лапочка моя, — я никак не могла понять эмоцию, звучавшую в его голосе: некое досадливое недоумение, словно он сам не верил в то, что говорит, — письмо твой Яринке от её Яна.

Я просияла, разом забыв обо всех тревогах, потянулась за конвертом. Но Ральф отдёрнул руку.

— Не так сразу. Прежде, чем ты или твоя подруга прочитаете это, я хочу кое о чём предупредить.

Я была согласна на какие угодно предупреждения, лишь бы скорее получить письмо и бежать радовать Яринку, но Ральф смотрел строго и серьёзно. Поэтому, чтобы его поторопить, я спросила первое, что пришло в голову:

— А ты знаешь, что там написано? Тебе Ян сказал? Вы виделись?

— Разумеется, виделись, раз он мне письмо передал, — в голосе Ральфа снова засквозила досада. — До сих пор не понимаю, зачем согласился. Не иначе как инфантилизм заразен. Этот дурень так ревел и просил… Вот я и разрешил ему подъехать, а там уж он всучил мне это дурацкое письмо. Но прежде, чем ты прочтёшь его…

Я впервые позволила себе перебить Ральфа.

— Я не буду читать! Это письмо для Яринки, не для меня.

Он снова заломил бровь, как бы спрашивая, не желаю ли я сказать что-нибудь ещё? От этого я сразу стушевалась, опустила глаза, но упрямо повторила.

— Не буду читать чужое письмо.

— Отлично, — вдруг легко согласился Ральф и начал разворачивать конверт, — тогда я сам прочитаю тебе вслух.

Я протестующе дёрнулась.

— Как прочитаешь? Ты… ты уже читал?!

— Разумеется, — он даже не счёл нужным посмотреть на меня, занятый извлечением из конверта листа бумаги. — Я, может, и сглупил, ввязавшись в ваши авантюры, но ещё не настолько выжил из ума, чтобы дать использовать себя вслепую.

Моему возмущению не было предела. Я открыла рот, чтобы высказать всё, что думаю по поводу его поступка, но Ральф не дал мне такой возможности. Продолжая одной рукой держать уже развёрнутое письмо, вторую он протянул и положил мне на шею, под затылком. Начал ласково почёсывать и поглаживать, отчего я невольно зажмурилась, как жмурятся кошки, когда их щекочут за ухом.

С моря тянул ровный бриз, и благодаря ему здесь не было жарко, несмотря на полуденное солнце, стоящее в зените. Пологие волны под нами переливались всеми оттенками зелени, разбиваясь о камни. И, посмотрев на них, я сказала совсем не то, что хотела изначально:

— Ральф, какая здесь глубина?

Он глянул на меня удивлённо, очевидно, ожидая совсем других слов, потом пожал плечами.

— Не думаю, что очень глубоко. Это искусственный остров, а значит, ставили его на отмели. Хотя, для того чтобы утонуть, более чем достаточно, если ты об этом. Почему тебя это вдруг заинтересовало?

Теперь пожала плечами я. Не говорить же, в самом деле, о том, как неуютно тут сидеть, болтая ногами над тем, что, возможно, скрывает эта, неизвестно, как далеко уходящая вниз, бездна? И почему Ральф выбрал для разговора именно Русалкину яму? Ведь я рассказывала о том, какое здесь нехорошее место!

Я покосилась на него и, увидев, что он шевелит губами, глядя в письмо и явно собираясь начать читать, отчаянно замотала головой.

— Не надо! Яринка на меня обидится, если узнает!

— Ну хорошо, — опять согласился Ральф. — Читать не буду, тем более, что там больше соплей, чем дела. Своими словами расскажу. Но сразу предупреждаю — не радуйся, пожалуйста. Не хочу потом расстраивать тебя ещё больше.

Я уже собиралась заявить, что всё равно слушать ничего не желаю, но последние слова Ральфа заинтриговали и насторожили. Да и было понятно уже, что он всё равно настоит на своём и я не уйду отсюда, пока не узнаю всё, что он намерен мне сказать. Поэтому опустила глаза на плещущийся под моими сандалиями прибой и сложила руки на коленях, всем своим видом изобразив смирение перед неизбежным. И Ральф, убедившись, что возражений с моей стороны больше не поступает, ровно заговорил, продолжая поглаживать мою шею, перебирая пальцами распущенные волосы.

— Выходит так, Худышка, что этот бурхаевский мажор запал на твою подружку серьёзно. Настолько серьёзно, что не боится не только идти против воли отца, но и против закона. Какие-то свои деньги у него уже были, а кроме этого, он знал код от домашнего сейфа. И вчера там побывал. Теперь Бурхаев-старший, вернувшись домой, обнаружит там пропажу и сыночка, и сбережений. Лично я уверен, что с этого он не обеднеет — вряд ли дома хранилась большая сумма, — но вашему Яну и того должно хватить на осуществление задуманного…

— Это он тебе рассказал? — не сдержалась я, хоть и собиралась слушать молча до конца.

Ральф, прекратив поглаживания, слегка дёрнул меня за прядь волос на затылке, явно недовольный тем, что его перебили. Но ответил тем же ровным тоном.