Елизавета Сагирова - Запад

— Когда мы едем?

— Через пару дней, — он тоже не стал тянуть. — Вот-вот должны подвезти новые документы для тех, у кого их ещё нет. Пока можете собирать вещи, но предупреждаю: ничего лишнего! Всё необходимое я выдам перед самым отъездом.

— Поедем на машине? — спросила я, вспомнив наше с Бранко путешествие из Новоруссийска в Москву.

— Нет, — Михаил Юрьевич улыбнулся, словно я сказала что-то смешное. — Ехать на такое расстояние, да ещё всемером, на машине было бы проблематично.

Я открыла рот, чтобы спросить, на чём же мы тогда двинемся в путь, но застыла, обводя присутствующих растерянным взглядом. Всемером? Михаил Юрьевич сказал — всемером? Но… Я, Дэн, Ига, Яринка, Ян… Бранко? Бранко едет с нами даже без моей об этом просьбы? Такому повороту можно, конечно, только порадоваться, но кто тогда седьмой?

Белесый перехватил мой растерянный взгляд и усмехнулся так высокомерно, что вопрос отпал сам собой. Как говорили мы с Яринкой в приютском прошлом, сожри меня Агафья!

Я гневно повернулась к Михаилу Юрьевичу.

— Почему вы без меня решили, кто поедет?!

— А с чего ты взяла, что может быть иначе? — задал он встречный вопрос таким холодным тоном, что мой запал моментально угас, обернувшись ещё большей растерянностью.

— Но… это же я должна решать… это моя миссия! — ничего глупее я сказать не могла, но, увы, осознала это уже позже — а сейчас меня спасло от осмеяния только то, что вокруг были в основном близкие мне люди.

Михаил Юрьевич закатил глаза.

— Какая твоя миссия? Ты запрещённых книжек перечитала? О да, знаю, были до Христианской революции популярны такие истории для подростков, про то, как юная и прекрасная героиня внезапно становится вдохновительницей целого народа и ведёт его за собой на бой с угнетателями. Даже кино снимали по этим книжкам. Но мы не в кино и не в книге, милая. Мы в реальной жизни, а здесь ты всего лишь глупая девчонка, ещё ничегошеньки не понимающая в жизни и тем более не способная принимать какие-либо важные решения!

Я почувствовала, как полыхают уши, и уставилась в пол у себя под ногами, всей душой желая провалиться сквозь него. Лучше бы я сегодня вообще не просыпалась…

— Значит, так, — Михаил Юрьевич понизил голос и перевёл дыхание. — Проясним всё раз и навсегда. Ты отправляешься к своим родителям на наши средства, нашими стараниями и на наших условиях. Или не отправляешься вовсе: незаменимых людей не существует. Да, нам удобнее послать тебя, потому что ты была одной из беглецов и у тебя больше шансов найти с ними общий язык. Но, если придётся, мы сделаем это и без твоей помощи. Это понятно?

Вопрос был задан таким тоном, что стало ясно: промолчать нельзя.

— Понятно, — тихо отозвалась я, всё ещё не смея поднять глаза и увидеть сочувствующие взгляды друзей. Лучше бы они смеялись надо мной, чем жалели: и то не было бы так стыдно…

— Отлично, — голос Михаила Юрьевича стал почти прежним, спокойным и доброжелательным. — Я и так пошёл на уступки. Изначально не планировалось, что компания будет такой многочисленной, но вы тянетесь друг за другом, как вагончики за паровозом. Куда один, туда и все. Даже наш новый сербский друг не захотел отрываться от коллектива. И, честно говоря, мне это нравится.

Вагончики, значит? Что ж, зато теперь можно не спрашивать о чём тут шёл разговор до моего появления. Кто хочет отправиться с Дайкой? Дэн? Разумеется. Ярина? Хорошо. Ян, ты Ярину одну не отпустишь? Ладно, едешь тоже. Ига, хочешь с Яном? Идёт. Бранко, и ты туда же? Чёрт с вами, одним больше, одним меньше!

Картина получилась очень милой: неудивительно, что она понравилась Михаилу Юрьевичу. Не вписывался в неё только Белесый. Он точно не одним из вагончиком.

И, словно поняв, что я думаю о нём, бывший охранник вдруг заговорил тихим и сожалеющим голосом.

— Я ведь пытался вчера поговорить с Дайникой. Как-то наладить отношения, дать ей возможность свыкнуться с мыслью, что отныне мы в одной упряжке, но она же ни в какую! Сказала, что сама решит, кого брать с собой, а кого нет. Юношеский максимализм, чего уж там…

Я забыла про только что снедавший меня стыд и уставилась на Белесого не веря своим ушам. Что-о? Он встретил мой взгляд, бесцветные глаза откровенно смеялись, и я задохнулась от ярости, невольно сжав кулаки. Ах ты ж бледная морда, вот, значит, как! Выходит, вчера он уже знал, что отправляется в Сибирь, но на всякий случай хотел заручиться моей лояльностью. Внушил, будто я имею значимость, могу что-то решать, как-то влиять на предстоящее путешествие, и в итоге выставил меня посмешищем!

— Я… он… я не говорила! Он сам… — на ум никак не шли подходящие слова, и я беспомощно хлопала губами, тыча в Белесого пальцем, словно он был призраком, внезапно соткавшимся из воздуха посреди гостиной.

— Ну, хватит, — устало прервал меня Михаил Юрьевич. — Пора взрослеть, Дайника. Я прекрасно помню, почему ты терпеть не можешь Сергея, и не осуждаю тебя за это, но сейчас не время сводить старые счёты. Ты должна научиться ставить общие интересы над своими, если хочешь, чтобы наше сотрудничество было успешным и взаимовыгодным. За время, прошедшее с вашего не слишком удачного знакомства, Сергей сумел зарекомендовать себя с лучшей стороны, и у меня есть все основания полагать, что он не подведёт и сейчас.

Я обвела гостиную взглядом в поисках поддержки, но отражение своего негодования увидела только на лице Яринки: остальные старались не встречаться со мной глазами, словно им всё ещё было стыдно за мой недавний гонор. Ладно-ладно! Видимо придётся последовать вчерашнему совету Бранко и делать лишь то, что служит моей цели, наплевав на остальное. А если, для того чтобы снова увидеть маму и папу, мне придётся какое-то время терпеть присутствие Белесого — так тому и быть. Потерплю. Но ровно до того момента, как подвернётся возможность от него избавиться. А я в свою очередь сделаю всё возможное, чтобы такая возможность подвернулась побыстрее.

Документы прибыли через день, вместе с билетами на поезд Москва-Красноярск, отправляющийся следующим утром. Самой большой загадкой во всём этом для меня оказалась фотография в паспорте. Когда я с трепетом взяла в руки первую в моей жизни бумажку, без которой я какашка, и открыла хрустящие от новизны страницы, первым, что увидела, было моё собственное лицо, серьёзно глядящее с цветного фото. Лицо с уродливым родимым пятном на правой стороне лица, с косой чёлкой, падающей на правую же бровь. Лицо, сфотографированное уже после того, как Бранко остриг мою опалённую русую гриву. Но закавыка-то в том, что никто меня не фотографировал! Тем более так: на белом фоне, глядящей прямо в объектив, одетой во что-то похожее на строгую чёрную блузу. Конечно, я захотела спросить об этом у Михаила Юрьевича, из рук которого и получила новый паспорт, но заставила себя прикусить язык. Я вообще старалась лишний раз не встречаться с лидером после нашего последнего разговора — не могла забыть, как резко он указал мне моё место и какой идиоткой я себя выставила, пытаясь диктовать ему свои условия. Сейчас тоже побоялась спросить глупость: откуда мне знать — может, в таких непонятно откуда берущихся фотографиях на самом деле нет ничего удивительного? Компьютерная графика, скрытые камеры, да что угодно! И я промолчала.