Елизавета Сагирова - Запад

В отчаянии я стиснула начинающие замерзать пальцы и тоскливо посмотрела на плещущийся у ног прибой. Снова идти в воду, плыть к машине, заглядывать в одно из окон, чтобы проверить, действительно ли я покончила с Ховриным, сил не было. Но и просто уйти, не узнав правды, я не могла. Не могла потом изо дня в день ожидать нового появления своего врага в моей жизни. Уж он-то точно не пустит всё на самотёк и наверняка разделается со мной в следующий раз, если я дам ему такую возможность. Но пугала меня даже не угроза для жизни, а неизвестность. Я боялась, что Ховрин превратится в вечно преследующую меня тень, что отныне он будет в каждом тёмном углу, за каждой закрытой дверью, он станет бесшумно ступать за мной по безлюдным дорогам и заглядывать в окна по ночам… если сейчас я не поставлю на всём этом жирную точку.

Застонав и застучав зубами, я поднялась, в ужасе от того, что мне предстоит снова приблизиться к зловещей машине, чуть не ставшей моим гробом, от того, что я могу увидеть внутри, от того, что мне, возможно, придётся лезть внутрь и снова держать под водой отвратительную ховриновскую голову…

Но я не успела осуществить задуманное. Наверху, над обрывом, раздался приближающийся шум мотора, и я, мгновенно вспомнив, где и в каком виде нахожусь, метнулась от воды к каменистой стене обрыва, прижалась к ней, замерев. Машина наверху приближалась, судя по звуку — на приличной скорости, и я уже начала надеяться, что она проследует мимо, но внезапно почти у меня над головой взвизгнули тормоза, и шум мотора заглох. Хлопнули дверцы. Раздались возбуждённые голоса.

Стараясь по возможности держаться вплотную к укрывающему меня склону, я затрусила прочь, подальше от места происшествия. Но уже через десяток шагов правое колено, уже опухшее до безобразия, отчаянно разболелось. Зашипев сквозь зубы, я попыталась продолжить путь медленнее, припадая на одну ногу, но к боли в ноге внезапно добавилось сильное головокружение, а с ним накатил такой приступ тошноты, что меня скрючило в три погибели. Опустившись на корточки, я принялась содрогаться в рвотных позывах. Желудок мой пустовал уже несколько дней, поэтому наружу выплеснулось лишь немного морской воды, которой я наглоталась при погружении, но и этого хватило, чтобы силы окончательно покинули меня. Голова продолжала кружиться, небо и море менялись местами, и я, внезапно потеряв интерес ко всему на свете, опустилась на мокрую гальку, внезапно показавшуюся мне мягкой, как перина…

Эти строчки всплыли из глубин моей памяти, когда я пришла в себя и обнаружила, что лежу в постели, в одиночной палате, с полным отсутствием одежды на теле и перебинтованной головой. Совсем как два года назад, в клинике Оазиса. Дежавю оказалось так сильно, что первым сделанным мною движением было судорожное ощупывание лица. Я почти верила в то, что обнаружу на нём плотную повязку, прикрывающую свежие раны, но пальцы наткнулись на тёплую кожу. Испустив невольный вздох облегчения, я уронила руку на постель и уже спокойнее стала вспоминать всё со мной произошедшее. А чем больше вспоминала, тем больше преисполнялась уверенности в том, что, вопреки продолжающим вертеться на уме стихотворных строчкам, пародии мне ждать не стоит, а предстоит ещё одна драма. Возможно, она же — заключительная.

Если я оказалась в больнице (а где же ещё?), то здесь явно не обошлось без полиции. А с полицией с некоторых пор у меня связаны не самые приятные впечатления. А ещё я хорошо помнила молчаливое равнодушие людей на причале, когда ховриновские молодчики вытащили меня из катера и поволокли к машине. И всё это вместе ясно подсказывало мне, что Ирэн очень быстро узнает о моём местоположении.

Хотя, с другой стороны, чем мне это может грозить? Возвращением в Оазис? Теперь, когда Ховрина нет в живых, мстить мне некому, а Ирэн вряд ли захочет уничтожать ходовой товар. Меня легче подлечить и продать новым владельцам, как она и грозилась сделать изначально. В этом, конечно, нет ничего хорошего, но я хотя бы получу отсрочку. И может быть из того места, куда меня продадут, легче будет совершить побег, чем из Оазиса?

Но тут память подсунула мне на удивление чёткое и объёмное изображение искорёженного салона, затопленного отвратительно розоватой водой. Я прогнала его усилием воли до того, как успела снова увидеть поднимающуюся на поверхность голову Ховрина, но прогнать последующие за этим мысли было не так просто.

Что, если Ховрин не умер? Что, если его сумели спасти? И что, если, едва придя в себя, он вспомнит о том, кто устроил случившуюся катастрофу и кто потом пытался его добить?

Белая, как и всё в этой палате, дверь приоткрылась. Меня опять захлестнуло чувство дежавю, и я бы совсем не удивилась, увидев входящую Машуту или доктора Ватсона. Но вошедший, хоть и был, судя по халату, несомненно, доктором, всё же оказался совсем другим. Пожилой сухопарый мужчина остановился на пороге, слегка удивлённо глядя на меня. Я тоже смотрела на него, ожидая хоть каких-то новостей, но гость ограничился сухим замечанием:

— Ожидалось, что ты придёшь в себя позже.

И с этим он развернулся, явно собираясь уходить, чего я допустить никак не могла.

— Подождите! Сударь! Скажите, где я?

Мужчина обернулся через плечо. Помедлил, но ответил:

— В городской больнице. Тебя обнаружили на месте автокатастрофы. Автомобиль, в котором ты ехала, упал с обрыва в море.

Ай, спасибо, дорогой, очень ценная информация! Я уже открыла рот, чтобы задать новый вопрос, много новых вопросов, но вдруг поняла, что спрашивать-то мне не о чём. Как называется город, в котором находится больница? А толку мне с его названия? Что будет со мной дальше? Ну, врач — это не оракул, вряд ли он предскажет моё будущее. Состояние моего здоровья? Судя по самочувствию, я и сама могу определить, что не так уж плохо, как следовало бы ожидать после всего случившегося. Да и смысл заботиться о здоровье, когда на кону жизнь?

И я спросила только одно. Даже не спросила, а произнесла одно слово:

— Полиция?

Доктор по-совиному моргнул. Он смотрел мне не в глаза, а на правую щёку, и я вдруг осознала, насколько дико выглядит моё разрисованное сосновыми лапками лицо и тело здесь, за пределами Оазиса. Интересно, что подумали люди, обнаружившие меня?

Наконец доктор ответил так же кратко, как я спросила:

— Полиция в курсе.

И вышел.

Я прикрыла глаза. Ну вот. Разумеется, найдя на месте аварии, в которой погибли люди, столь диковинную птицу, как я, полицейские не могли остаться безучастны. И наверняка некоторые из них, те, кто повыше положением и знают побольше простых смертных, сообразили, откуда взялось такое чудо. А значит, в ближайшее время мне можно ожидать возвращения в Оазис.