Елизавета Сагирова - Запад

— А ну они опять взлетят?! — прокричала ему в ухо Дульсинея Тарасовна, и дед горестно затряс бородой.

— Вихрю придётся оставить! Будем уходить пешком под деревьями, прятаться в подъездах… Направо давай!

Луч фонарика метнулся в сторону, выхватил из темноты поворот, телега накренилась. Вихря протестующе заржала, но послушно потащила свою ношу дальше, по спиральному подъёму.

Снаружи нас встретила не ночная темнота, как я ожидала, а бледный туманный сумрак. Не то уже зачиналась заря, не то окутавший улицы туман странным образом рассеивал льющийся с неба лунный свет. Самой луны видно не было, но я почему-то не сомневалась, что, пока мы спали, тучи разошлись, и теперь ночное светило глядит на мёртвый город. Я даже запрокинула голову, пытаясь высмотреть луну, но мы уже мчались через дорогу, оставляя бывший торговый центр позади, телегу сильно трясло: пришлось приложить немало усилий, чтобы удержаться на ней, и стало не до луны.

— Во двор! — крикнул дед Венедикт, но ребята уже сами, интуитивно почувствовав наиболее безопасное место, под уздцы увлекали Вихрю к двум кирпичным четырёхэтажным домам, за которыми сквозь туман виднелась тёмная спасительная масса деревьев.

— Тпрууу! — скомандовал наш проводник не то лошадке, не то бегущему впереди неё Яну, едва лишь стена ближайшей четырёхэтажки оказалась между нами и дорогой. — Всё, приехали, шантрапа, разбирай вещи!

Мы с Яринкой принялись резво хватать с телеги сваленные грудой рюкзаки и подавать их парням, а дед Венедикт, выхватив откуда-то устрашающего вида нож, шагнул к своей лошадке. Полоснул лезвием по сбруе — с одной стороны, с другой — и оглобли упали в грязь.

— Ну, давай, — выдохнул старик, стаскивая с Вихри недоуздок, окончательно освобождая её от упряжи. — Беги, милая! Беги куда хочешь!

Но смирная лошадка никуда не побежала. Она недоумённо смотрела на хозяина — и даже слегка, как мне показалось, с укоризной покачала головой, отчего густая чёлка упала ей на глаза.

— Эх! — горестно воскликнул дед Венедикт и, подняв с земли остатки упряжи, с силой ударил ими Вихрю по крупу.

Бедняга взвилась, коротко заржала и, разбрызгивая грязь из-под копыт, тяжёлым галопом устремилась прочь.

— Прости, милая! — крикнул ей вслед дед Венедикт и с болью повторил. — Эх!

— Она не пропадёт, — неуклюже попыталась утешить его Дульсинея Тарасовна. — Чего нельзя сказать о нас, если не поторопимся.

Старик отёр рукавом глаза и кивнул:

— Да. Уходим.

Перед тем как двинуться вглубь дворовых зарослей вслед за остальными, я замешкалась на время, чтобы выхватить из висящей на плече сумки заранее взведённый арбалет и колчан со стрелами. Арбалет я оставила в руке, а колчан закинула за спину, к уже висящему там рюкзаку. Опустевшая сумка стала не нужна, и я бросила её рядом с такой же не нужной нам более безлошадной телегой. Но не успела догнать остальных, как Дэн вдруг кинулся назад и поднял сумку с видом человека, едва избежавшего смертельной опасности. А в ответ на мой полный изумления взгляд сказал, пожав плечами:

— Не надо разбрасываться вещами: мы больше не в городе.

— Дайка! — раздался окрик Яринки, и я увидела, что остальные остановились, ожидая нас. А сзади, за тёмной громадой торгового центра, снова раздался и начал нарастать, набирая силу, гул винта.

— Врёшь, не возьмёшь! — пропыхтел на бегу дед Венедикт. Впрочем, на бегу — это громко сказано. И он, и Дульсинея Тарасовна бежать не могли: они шли быстрым шагом, который, тем не менее, судя по хриплому дыханию и покрасневшим лицам, давался старикам нелегко. — Давайте-ка, ребятки, где тут есть открытый подъезд?

Открытый подъезд оказался рядом, и не один. Окружающие дома зияли распахнутыми дверями и, словно наскучавшись по людям, теперь наперебой приглашали нас к себе. Но выбирать времени не было, и мы гуськом скользнули в ближайший дверной проём. Там оказалось очень тесно — особенно после просторов торгового центра. Бежавший первым Белесый сразу споткнулся о ступеньки первого этажа и растянулся на них, забористо матерясь. Остальные прижались к стенам и затаили дыхание.

Рокот приближался. Судя по звуку, вертолёт летел совсем низко, почти скользя брюхом по крышам и верхушкам деревьев. Оно и неудивительно: разглядеть что-нибудь в таком тумане можно было лишь с очень близкого расстояния. Что-нибудь, но не нас, надёжно укрытых бетонными перекрытиями старого панельного дома, соскучившегося по людям. Снаружи поднялся ветер, клочья тумана испуганно заметались в потревоженном ночном воздухе, а сам воздух вдруг осветился ярким белым светом — это вертолёт мазнул по двору широким лучом носового прожектора. Мазнул и полетел дальше над пустыми кварталами.

— Он теперь так и будет кружить, — сказал дед Венедикт, едва только рёв удалился настолько, чтобы у нас появилась возможность разговаривать. — Знает, что мы где-то здесь.

— Откуда? — Дэн одной рукой нервно стискивал мою ладонь, другой держал подобранную сумку из-под арбалета. — Как он может это знать? Кто это вообще? Военные? Полиция?

— Чёрт их разберёт, — дед Венедикт оттолкнулся от стены, к которой до этого устало прислонялся. — Но нужно спешить, пока не рассвело. Будем перебираться от подъезда к подъезду, авось успеем.

— Перебираться куда? — спросила Яринка, но наш ведущий уже ринулся вон, и нам пришлось поспешить за ним.

Вертолёт гудел где-то неподалёку, то приближаясь, то опять отдаляясь, а мы быстрым шагом двигались вперёд, стараясь держаться в тени деревьев. Кажется, стало светлее, а туман поредел, но я бы за это не поручилась: слишком мглисто было вокруг. Спустя несколько пройденных одинаковых дворов мы снова укрылись в подъезде, но не для того чтобы спрятаться: нашим боевым, но всё-таки старикам требовался отдых. Дульсинея Тарасовна и дед Венедикт присели на ступеньки лестницы, тяжело дыша, а мы застыли вокруг в напряжённых позах. Никто ничего не говорил и ни о чём более не спрашивал.

Сколько длились эти прятки в тумане? Не знаю. Помню только, что, когда действительно начало светать, у нас за спиной осталось с десяток подъездов, в которых мы то скрывались от приближающегося вертолётного гула, то отдыхали от забега сквозь туман. Спасибо старым домам, гостеприимно распахивающим нам навстречу свои двери. Надеюсь, что они были рады так давно не посещавшим их живым людям и хоть на минутку снова почувствовали себя нужными.

Но потом дома кончились, и впереди открылась сплошная серая пелена тумана.

— Амур, — выдохнул дед Венедикт: одновременно с облегчением и тревогой.

— Река? — переспросил Белесый, почему-то глядя в небо.

— Она родимая. Метров двести ещё. Если б не туман, увидели бы.