Роберт Хайнлайн - Достаточно времени для любви, или Жизнь Лазаруса Лонга [litres]

Минерва, шесть раз я оставался с первой волной колонистов и никогда не пахал свое поле, не имея оружия под рукой: опасаться собственной породы приходилось больше, чем любого опасного зверя, рожденного этой планетой.

Но тогда на Новых Началах подобные беды уже остались позади. Первые колонисты сделали свое дело, хотя лишь чудом пережили ту жуткую первую зиму… Элен Мейбери была не единственной вдовой, которая искала себе вдовца из-за причуд погодного цикла, которых мы с Энди Либби не могли предвидеть. Звезду, как всегда, звали Солнцем – но, если хочешь, проверь в каталоге, поищи в собственной памяти. Оказалось, что солнце Новых Начал принадлежит к числу переменных, слабеньких, едва отличавшихся от старого солнца, но для климатических фокусов энергии у него хватало: когда мы прибыли, то угодили в самое ненастье.

Впрочем, те, кто пережил ту зиму, могли вынести все, что угодно, и второй волне поселенцев было уже гораздо легче.

Я продал свою ферму эмигрантам из второй волны и все внимание уделил банковскому делу и торговле, чтобы «Энди Джи» было что везти домой. Когда Зак высадит поселенцев третьей волны, мне бы хотелось уехать вместе с грузом. Куда-нибудь… куда угодно. А что, как и где – мы должны были решить после встречи с Заком. А пока я скучал, мечтал о том, как наконец заброшу все дела на этой планете, – и обнаружил в этой сироте интересное развлечение.

Я сказал «интересное»? Это было восхитительно. Дора была ребенком, который родился взрослым. Конечно, она была невинна и наивна, как подобает маленькому ребенку, но вместе с тем весьма разумной и восторженно относящейся к учебе. В ней не было даже следа посредственности. Минерва, ее простодушные разговоры казались мне куда интереснее, чем разговоры взрослых, всегда тривиальные и редко отличающиеся новизной.

Элен Мейбери тоже заинтересовалась Дорой, и оба мы неожиданно для себя оказались в роли loco parentis [57] Вместо родителей (лат.) . – Примеч. С. В. Голд . , хотя вовсе этого не планировали.

Мы посовещались друг с другом и избавили девочку от присутствия на похоронах. С чем прощаться? С обугленными костями, среди которых были косточки не рожденного еще младенца? На отпевание мы ее тоже не пустили. Через несколько недель, когда Дора как будто пришла в себя, и после того как у меня нашлось время поставить могильный камень и выбить на нем подпись, я взял ее с собой на кладбище – посмотреть. Она умела читать: прочла имена и даты жизни своих родителей и единственную дату для младенца.

Скорбно так поглядела, а потом проговорила:

– Значит, мама и папа никогда не вернутся, да?

– Да, Дора.

– Выходит, ребята в школе правду говорили. А я надеялась.

– Я знаю, дорогая. Тетя Элен сказала мне об этом. И я подумал, что тебе лучше все увидеть своими глазами.

Она посмотрела на надгробие и серьезно сказала:

– Понимаю. Думаю, я все увидела. Спасибо, дядя Гибби.

Она не плакала, поэтому у меня не было причин брать ее на руки и утешать. Я не смог ничего придумать и только спросил:

– Ну что ж, пойдем, дорогая?

– Да.

Мы приехали на Баке, но я оставил его у подножия холма: неписаное правило запрещало ездить на мулах и прирученных прыгунах среди могил. Я спросил, хочет ли она, чтобы я отнес ее на руках – или на закорках. Но Дора решила идти сама. Спустившись до половины склона, она остановилась.

– Дядя Гибби?

– Да, Дора.

– Давай не будем рассказывать Баку об этом.

– Хорошо, Дора.

– А то он будет плакать.

– Мы не скажем ему, Дора.

Больше она ничего не сказала, пока мы не вернулись в школу миссис Мейбери. А потом была очень тихой две недели и не вспоминала при мне о родителях. Я думаю – при других тоже. Она никогда не просилась на кладбище, хотя мы ездили верхом почти каждый день и часто неподалеку от могильного холма.

Через два земных года прибыл «Энди Джи», и капитан Зак, мой сын от Филлис, прилетел на челноке, чтобы договориться о высадке третьей волны эмигрантов. Мы выпили, я сказал, что остаюсь еще на один заход, и объяснил почему. Он смотрел на меня во все глаза.

– Лазарус, ты свихнулся.

– Не называй меня Лазарусом, – негромко попросил я. – Это имя пользуется слишком большой известностью.

– Ну хорошо. Впрочем, здесь никого нет, кроме нашей хозяйки, миссис Мейбери, – так ты ее назвал? Но она вышла в кухню. Видишь ли, э… Гиббонс, я подумываю, не слетать ли парочку раз на Секундус. Это выгодно. Учитывая нынешнее состояние дел, вкладывать капитал на Секундусе теперь безопаснее, чем на Земле.

Я согласился, что он, безусловно, прав.

– Да, – сказал он, – но вот какое дело. В таком случае я вернусь сюда не раньше чем через десять стандартных лет. Разумеется, я соглашусь, раз ты настаиваешь, – ведь ты старший партнер. Но ты будешь понапрасну тратить мои деньги, да и свои тоже. Видишь ли. Лаз… Эрнст, если ты считаешь, что должен позаботиться о ребенке – хотя я не вижу для этого никаких оснований, – поедем все вместе. Девочку можно отдать в школу на Земле, если дать расписку в том, что она покинет планету. Возможно, она захочет поселиться на Секундусе – впрочем, я не знаю, каковы там сейчас иммиграционные правила, я уже давно там не бывал.

Я покачал головой:

– Что такое десять лет? Тьфу. Зак, я хочу увидеть, как вырастет этот ребенок, как встанет на ноги. Надеюсь выдать ее замуж, но это уже ее дело. Я не хочу лишать ее корней: одно потрясение она уже пережила, незачем подвергать ребенка новому.

– Ну как хочешь. Значит, мне вернуться через десять лет? Этого хватит?

– Более или менее, но не торопись. В первую очередь позаботься о наших доходах. Если затратишь на это больше времени, в следующий раз загрузишься здесь чем-нибудь получше, чем продукты и текстиль.

– В наше время выгоднее всего привозить на Землю продукты питания, – сказал Зак. – Но скоро придется торговать, минуя Землю, напрямую прямо между колониями.

– Неужели дела так плохи?

– Очень плохи. Они не желают учиться. А что за неприятности у тебя с банком? Может, продемонстрировать силу, пока «Энди Джи» крутится наверху?

Я покачал головой:

– Благодарю, капитан, но так дела не делаются, иначе мне придется отправиться вместе с тобой. К силе следует прибегать, лишь когда не остается ничего другого и овчинка стоит выделки. А я собираюсь остаться.

О своем банке Эрнст Гиббонс не беспокоился. Он никогда не позволял себе беспокоиться о проблемах менее важных, чем вопросы жизни и смерти, а все прочие дела, большие и малые, решал по мере их поступления и наслаждался жизнью.

Особенно ему нравилось заниматься воспитанием Доры. Заполучив Дору и Бака – или это они заполучили его? – он выбросил дикарские удила, которыми пользовался Лимер, сохранив металлические части, и велел седельщику братьев Джонс переделать уздечку в недоуздок. Сделал ему заказ и на седло, сам набросал чертеж и обещал заплатить больше, если тот сделает быстро. Шорник покачал головой, разглядывая набросок, но тем не менее седло соорудил.