Роберт Хайнлайн - Достаточно времени для любви, или Жизнь Лазаруса Лонга [litres]

– Тихо, Бак. Постой-ка, старина. – И осторожно усадил ребенка на шею мулу. – Держись за гриву. – Потом сунул ногу в левое стремя, забрался в седло позади девочки и усадил ее поближе к себе. – Ну а теперь держись за эту штуку обеими руками, дорогая. Тебе удобно?

– Забавно!

– Даже очень, малышка. Бак! Ты слышишь меня, мальчик?

Мул кивнул.

– Ступай, ступай шагом в город. Иди медленно. Осторожно, не споткнись. Понял меня? Я не собираюсь дергать за узду.

– Мммедлно… ттта?

– Так, Бак.

Гиббонс бросил уздечку на шею Бака и сжал его бока коленями. Бак направился к городу.

Через несколько минут маленькая девочка печально спросила:

– А что будет с мамой и папой?

– С мамой и папой все хорошо. Они знают, что я забочусь о тебе. Как тебя зовут, дорогуша?

– Дора.

– Хорошее имя. Дора. Очень милое. А ты хочешь узнать, как меня зовут?

– Этот человек звал тебя «Банкир».

– Но зовут меня по-другому, Дора. Этим словом называется моя работа, а зовут меня… дядя Гибби. Ну как, можешь повторить?

– Дядя Гибби. Забавное имя.

– Действительно, Дора. А едем мы на Баке. Он мне друг и будет и твоим другом, так что поздоровайся с Баком.

– Здравствуй, Бак.

– Здррат… орра!

– А он говорит понятнее, чем большинство мулов! Правда?

– Бак – самый лучший мул на Новых Началах. Он самый умный, а когда мы избавимся от этой уздечки – Баку не нужна упряжь, – он будет разговаривать еще понятнее… Ты сможешь научить его новым словам. Согласна?

– О да! – ответила Дора. И добавила: – Если мама разрешит.

– Разрешит, не сомневайся. А ты любишь петь, Дора?

– Ага, я знаю такую песенку, чтобы хлопать в ладоши. Но сейчас хлопать нельзя. Или можно?

– Полагаю, что прямо сейчас тебе лучше держаться покрепче. – Гиббонс поспешно перебрал в памяти весь свой репертуар веселых песенок. С дюжину пришлось отвергнуть, как не пригодные для нежных ушей юных девиц. – Ну а как насчет этой?

– Ты можешь спеть это, Дора?

– О, это несложно! – И малышка запела тоненьким голоском, настолько высоким, что Гиббонсу вспомнился щебет земных канареек. – А это все, дядя Гибби? А что такое «ламбар»?

– Это место, где держат пальто, когда можешь обойтись без него. Куплетов еще много, Дора. Их тысяча тысяч.

– Тысяча тысяч? А это много? Наверное, целая сотня?

– Почти, Дора. А вот тебе еще один куплет:

А ты любишь конфеты, Дора?

– О да! Мама говорит, что они дорогие.

– На следующий год, Дора, они будут не такими дорогими. Сахарной свеклы посадили побольше. А теперь открой рот, закрой глаза и увидишь, что получишь. – Гиббонс покопался в кармане куртки. – Ох, извини, Дора, сюрприз придется отложить, пока мы не придем в факторию: последнюю конфету получил Бак. Он тоже их любит.

– Правда?

– Да, и я научу тебя, как угощать его, чтобы случайно не лишиться пальца. Но конфеты ему не очень полезны, и Бак получает их лишь изредка, в качестве особого поощрения. За то, что вел себя хорошо. Так, Бак?

– О-гы!.. Пос!

Школа миссис Мейбери как раз закрывалась, когда Гиббонс остановил Бака перед дверью. Когда он опустил Дору на землю, оказалось, что девочка очень устала, и он взял ее на руки.

– Подожди-ка здесь, Бак.

Любопытствующие школьники расступились и пропустили гостей.

– Добрый вечер, миссис Мейбери.

Гиббонс забрел сюда почти инстинктивно. Хозяйка школы была седовласой вдовой, лет пятидесяти или старше, которая пережила двоих мужей и теперь мечтала о третьем, предпочитая целиком полагаться на себя, чем жить с кем-нибудь из дочерей, невесток или падчериц. Она была из тех, кто разделял энтузиазм Гиббонса в отношении сердечных радостей жизни, но была столь же осторожна, как и он сам. Гиббонс считал ее разумной во всех отношениях и видел бы в ней превосходный объект для женитьбы, если бы не тот неприятный факт, что жили они в различном времени.

Разумеется, он не позволял ей догадаться об этом. Никто не знал о его принадлежности к Семействам Говарда, когда они оба прибыли сюда с первым кораблем. Перед тем как появиться на Земле и организовать миграцию, он прошел омоложение на Секундусе и внешне выглядел лет на тридцать пять или около того. С тех пор он регулярно, каждый год, старил себя; для Элен Мейбери он был ровесником, она дарила ему дружбу и время от времени разделяла с ним общее удовольствие, не пытаясь завладеть им. Он весьма уважал ее.

– Добрый вечер, мистер Гиббонс. Это же Дора! Мы скучали по тебе, дорогая, где ты была? Что случилось?.. Неужели это синяк? – Приглядевшись повнимательней, она заметила, что ребенок весь в саже. Она выпрямилась. – Похоже, просто грязь. Рада видеть ее. Я уже беспокоилась сегодня утром, когда Дора не пришла, как обычно, с детьми Паркинсонов. У Марджи Брендон уже подходил срок… наверное, ты знал?

– Слыхал краем уха. Где можно оставить Дору на несколько минут? Нам надо переговорить. С глазу на глаз.

Глаза миссис Мейбери слегка расширились, и она быстро сказала:

– Вот кушетка… нет, положи ее на мою постель.

Она привела гостей в свою комнату и ничего не сказала по поводу того, что ее белое покрывало запачкается. После того как Гиббонс заверил Дору, что они выйдут буквально на несколько секунд, взрослые вернулись в классную комнату.

Гиббонс объяснил, что случилось.

– Дора не знает, что ее родители погибли. Элен… по-моему, не стоит говорить ей об этом.

Миссис Мейбери подумала.

– Эрнст, а ты уверен, что они оба погибли? Бад мог заметить пожар, если работал на собственном поле, но иногда он работает у мистера Паркинсона.

– Элен, я видел не женскую руку. Разве что у Марджи Брендон на тыльной стороне кисти росли густые черные волосы.

– Нет-нет, это наверняка был Бад. – Она вздохнула. – Значит, девочка осиротела. Бедная маленькая Дора! Такой хороший ребенок. Такой смышленый.

– Элен, ты можешь позаботиться о ней несколько дней? Возьмешься за это?

– Что ты говоришь, Эрнст! Это почти оскорбление. Я буду заботиться о Доре столько, сколько потребуется.

– Извини, не хотел обидеть тебя. По-моему, долго ждать не придется; ее быстро удочерят. А ты тем временем запиши расходы, потом сосчитаем, во что обойдутся еда и кров.

– Эрнст, трат не предвидится. Тратиться придется разве что на еду, а она ест, как птичка. Я могу потратить такие крохи на малышку Марджори Брендон.

– Да? А я попробую подыскать для нее семью. Скажем, Лимеров или кого-нибудь еще.

– Эрнст!

– Элен, не топорщи перышки. Последнее, что сделал ее отец перед смертью: отдал свое дитя мне. И не будь дурой, ведь я до последнего пенни знаю, сколько тебе удалось сберечь, учитывая то, что плату за обучение ты чаще берешь едой, а не деньгами. Это будет сделка на определенную сумму. Лимеры с радостью возьмут ее, найдется и еще несколько желающих. Но я не оставлю здесь Дору, если ты не отнесешься к этому разумно.