Геннадий Михеев - Карта русского неба

- А то. - Зажеманилась колдунья, разрумянилась.

- Миль пардон, Яга-душенька, по вашу я, значит, личность. Отдайте мне, мерси боку, ум мой. - Вася и сам не знает, с чего это он по-французски заговорил.

- Шарман. А выполни-то мы у меня, дружок, мужскую службу. Печку переложи, дымить стала.

- За ум?

- Уи.

- А чего ж не уи. А ля гер ком а ля гер...

Заходит в избушку — а печь в ней на полгорницы. Другая половина — сплошь колдовское гнездо с травами приворотными на стенах да с зельями магическими в горшках. Что же: разобрал он печь по кирпичику, а как сложить — не знает. Вася только железки тягать мастак, а по другим рукомеслам — дундук. В то время Яга на парня мяснистого странно как-то глядит, с туманом во взоре.

Нет уж, думает себе Вася-качок, лучше хоть как-нибудь печку сложу, чем с Бабою Ягою сношаться... И сложил он печь. Глины добыл знатной, намешал с солью и дерьмом конским. А как растопил, не задымила, печка, жаром дышит, зноем исходит.

- Принимайте работу, мадам-хозяйка!

Посмотрела Яга, принюхалась и говорит:

- Ладно.

- Да што ладно? Вы бы что ли, тужур-бонжур, умишко-то мой вернули... а?

- Да ты и не заметил, дружок. Ум твой в печи лежал. Сам себе ты его на место и водрузил.

Причувствовался Вася к себя: кажись и впрямь с умом он теперь! По крайней мере, ветру в башке уже не ощущается.

- Аревуар. А на что вам мой ум был?

- Старая история. Родители твои покойные уж очень друг дружку кохали, прям как голубки парувались. Мне завидно стало, и я наказала их тем, что у чада ихнего — у тебя, то есть — умишко и умыкнула. Мечтали они, чтоб стал ты прохфессором, а ты рос дуб дубом. Вот печаль их и съела. Все думают: от ума горе, а по жизни выходит — горе от обезумения...

...Меж тем прекрасная Елена включила свое тысячелетиями испытанное оружие: способность лишать рассудка мужчин. Среди банды Спрутовой нашлись такие, кто глаз на красавицу положил. И стали самцы промеж собою соперничать, токовища устраивать, до разлада и драчки дошло, короче, полный шерше ля фам. Очень плохое дело, когда в мужском коллективе женщина: к примеру, моряки это слишком знают, а что уж тут говорить о разбойниках. Спрут уж не в силах предотвратить разложение коллективово, думает: то ли погубить Елену, то ли взад отпустить, а может и насильно на себе оженить. Короче, красота — страшная силища...

...Прощается Вася-качок с Бабой Ягою. Та напоследок шепчет томно:

- Да ты хотя б поцелуй меня напоследок, молодец-красавец...

- Можно, напоследок — не грех.

И слился Вася-качок с Бабою Ягой во французском поцелуе...

Попрощавшись с Ягой, двинулся Вася на гору разбойничью. К тому времени подтянулись из города его друзья-качки. Вида все внушительного, с дубинами, кастетами да нунчаками. Навстречу им с горы бандиты спускаются — тоже облика свирепого, да еще и с арсеналом. Чует вся тварь земная, небесная и водная: битва грядет — и разбежались-разлетелись-расплылись по дуплам да норам. Во главе двух войск — командиры. Спрут уже знает, что Вася ум себе вернул, отчего нервничает.

Узнал Вася-качок в Спруте того горбуна, что предлагал ему соединить ум Спрутов с силою Васиной. Не удивился, ибо теперь умным стал, только мысль шальная пролетела: а ведь два ума — лучше одного! Тем более что силу можно соединить еще и с коварством... Но погасил Вася в себе искушение, к атаману подходит и говорит:

- Уходи отсель со своею бандою восвояси, а прекрасную Елену взад вертай.

- Какой ты бойкий. - Отвечает Спрут. - Смотри, от благородства не лопни.

- Так не уйдешь, значит...

- Нет. Это мой город.

- Нет. И мой — тоже. Давай сферы влияния делить.

Как вы поняли, битва плавно перетекла в стрелку. Согласился злодей. Впрягся Вася-качок в соху — и давай межу буронить. Тащит, тащит, аж вал земляной вздымается. А рядом горбун прыткает, направления сверяет. Дотащил Вася соху до болота, Спрут и говорит:

- Вася, давай болото обойдем... зыбко!

- Не, не зыбко! - Отвечает богатырь. - Поперли дальше, р-русские не сворачивают!

Надо же, думает Спрут, кажись Баба Яга наколола парня, никакого ума ему не отдала...

Поперли в болото. И тут Вася как схватит горбуна - и мордою его в тину. Так и утопил. Увидали то разбойники Спрутовы и разбежались кто куда.

Героем возвращается богатырь в город. Цветами его встречают, а женщины в воздух чепчики бросают, и еще кое-что.

- Василий! - Торжественно заявляет голова городской. - Ты такой молодец, прям как огурец. Бери в награду самое мое дорогое: дочурку ненаглядную.

Елена что-то скуксилась, хотя и промолчала. И только свою Крохотку поглаживает. Крыса то ж льнет ко всем местам красавицы.

- Не. - Отвечает Вася-качок. - Мне рано еще. Тем паче не люблю я амбрэ грызунов хвостатых. Я лучше поступлю в какой-нибудь университет, всякому уму упражнение надобно.

И город зажил без Спрутова ига. Но черный столб с площади горожане почему-то не убрали. Вчерась были Спрутовы, сегодня — Васины, а завтра еще неизвестно какие. По крайней мере, и теперь кто-то все ходит по ларькам да рэкет собирает.

...Когда двенадцатая сказка истекла, выяснилось: водяра уговорена, а в голове какое-то упокоение. Между тем, ночь еще полнится мглою, а вот дрова — йок. Дабы не остаться в темноте, Слава начал поддерживать огонь рукописью. При каждом акте предания в жертву богине Агни очередного листочка странник приговаривал:

- Так значит, ты утверждаешь, что рукописи не горят?.. Не горят, говоришь… Это тебе за «шестерку Функеля», друж-жок!

Что возьмешь с бухого человека. Когда догорел последний листок, слава умиротворенно заснул.

Очнулся странник уже когда Солнце уверенно лучилось в оконные глазницы. Пели птицы — как будто чары снялись. Всем Функелевым существом овладело странное чувство очищения. Правда, голова побаливала, а похмелиться нечем. Странник не удивился, обнаружив, что дыра обнажилась вновь.

- Думаешь, полезу. - Слава говорил тоном ментора: - А я уже там у тебя всё нашел. Всё!

Функель картинно, как будто он неприступная красавица, развернулся – и стал горделиво удаляться прочь. Да и в конце концов, когда ничего не ясно ― все ясно.

СМЕРТУШКА

...И снова этот утопающий в цветах поселок пустопорожней волости. На выгоне Слава увидел кавалькаду из людей, человек, наверное, двести. После сосредоточенного уединения — людское море. Человекообразные брели понуро, будто на убой; изначально Функель хотел даже скрыться в зеленке, представив, что поселок захватил карательный отряд, теперь ведущий народонаселение на заклание. Через несколько мгновений вернулся в реальность, обругав себя за психологию зайца.

Слава встал в позу воителя и принялся изучать толпу. Аборигены оглядывались на странника растерянно и отрешенно. В самом конце вереницы Функель узнал неказистую фигурку пастыря. Оскар шагал размеренно, с видимым достоинством. Слава подошел к знакомцу молча, постарался пристроиться нога в ногу. Жиденькая Оскаровская бороденка внушала отвращение.