Сергей Яковенко - Омут

А ещё в уставшей голове возник новый вопрос. Пугающий, очевидный. И удивлял этот вопрос не меньше, чем пугал. Точнее, удивляло то, что я до сих пор не задумывался над ним. Если я нахожусь в мире, в котором есть Маша и Юлька… если в этом мире есть Гена и сосед Егор Семёнович… если здесь есть мои коллеги по работе, воспитатели в детском саду… Да чего уж там – здесь есть все! А где же тогда я? Точнее, не я, а тот самый двойник, который, по логике, должен быть мной в этом мире. Где бездушный, пустой отец Юльки и муж Маши? Почему я живу в его квартире, в его семье, пользуюсь его одеждой и деньгами? Да я даже с его работы уволился! Дочка искренне удивлялась моему поведению сегодня, а значит, до сих пор отец себя с ней так не вёл. Значит, папа был не менее бездушным и холодным, чем мама. То есть он был! Так где же он теперь?

На этот вопрос, как и на множество других, ответа не было. В тот вечер я больше всего боялся, что этот человек рано или поздно объявится. Объявится и помешает. Сломает, разрушит то, что я вознамерился построить. А я в тот вечер, ни много ни мало, решил совершить нечто воистину невозможное. То, что на моём месте обязан был сделать любой отец из моего мира. То, для чего любой хороший отец готов был бы пожертвовать собственной жизнью. И пусть это звучит пафосно, громко и излишне самонадеянно, но я решил сохранить в дочери то бесценное, что она пока ещё имела, но скоро могла потерять, – человеческую душу.

Утром позвонил Лёха. Я помнил этот звонок по прошлой жизни. Даже интонация его голоса была той же. Он, как всегда, бодро отрапортовал о своих скромных успехах на кладоискательском поприще и поинтересовался, как я съездил на разведку в прошлые выходные.

Понадобилось не меньше минуты, чтобы сообразить, о чём он спрашивает, а когда это сделать удалось, кое-какие ответы сами собой начали всплывать на поверхность и проливать свет на некоторые детали. Только теперь до меня допёрло, где находился мой двойник в тот воскресный день, когда я выкашливал из лёгких гнилую болотную воду на пшеничном поле! Он бродил вдоль той заболоченной балки в поисках битой керамики, которая служила подтверждением, что столетия назад там стоял небольшой хутор. Двойник проводил разведку, чтобы вернуться туда в августе, вооружившись металлоискателем, с женой и кумом. Я был в этом уверен хотя бы потому, что сам поступил именно так.

В то жаркое июльское воскресенье я ещё до рассвета выехал на рыбалку. На реку, где впоследствии, спустя месяц, купались Маша с Филом. Такое отдалённое от города место было выбрано не случайно. В округе находилось несколько интересных для поисков полей, на которых давно следовало провести разведку. Собственно говоря, и рыбалка-то была делом второстепенным. Поисковый сезон, который открывался сразу после уборки урожая с полей, был уже совсем близко, а все перспективные места, имеющиеся в нашем с Лёхой арсенале, к тому времени были выбиты под корень. Срочно требовались новые. Вот я и решил совместить рыбалку с разведкой.

Как только утренний клёв прекратился, а полуденное солнце начало нешуточно грозить тепловым ударом, я собрал удочки, окунулся в прохладной реке и отправился вверх по крутому склону к той самой проклятой балке, которая впоследствии навсегда изменит мою жизнь.

Керамики там оказалось в достатке. Даже полевая дорога, размытая в дождливую июньскую пору, изобиловала остатками битой глиняной посуды, возраст которой был никак не меньше трёхсот лет. Это было именно то, что нужно! Хотел даже на радостях отзвониться куму, но передумал, вовремя вспомнив, что он в это время должен был отдыхать после суточной смены.

Достал из рюкзака карту и нанёс на неё новую отметку, обозначая перспективное место, а после отправился по той же дороге обратно к станции пригородной электрички и уже к вечеру был дома.

Так почему же мой двойник не вернулся, как я в тот день? Что у него пошло не так? Или всё же вернулся? Вдруг он просто увидел меня, входящего в дом или бредущего по полю, и, решив, что сходит с ума, держится на расстоянии? Вряд ли… По крайней мере, я точно так не поступил бы. А он, пусть и несколько укороченная версия, но всё же – я!

– Алло! Николай, ты меня слышишь? – настойчиво добивался внимания Лёха, пока я рылся в памяти. – Алло! Давай перезвоню, а то тебя не слышно.

– Нет-нет, Лёха, извини. Просто отвлёкся. Да, поле хорошее, – ляпнул я, но вовремя одумался: – Только…

– Что?

– В общем, нет там керамики, кум. Надо другое место искать. Думаю, в том направлении даже ездить не стоит – выбито всё давно. В следующий раз северную часть области разведаем. Туда почему-то вообще мало кто заглядывает.

– Конечно, мало кто! – негодующе воскликнул кум. – Туда не то что ехать, ходить опасно! Дорогу не ремонтировали лет пять! Тебе-то просто говорить, а машину мне чинить придётся! Должна там быть керамика, говорю тебе! Смотреть надо было лучше, разведчик, мля… Придётся самому ехать. Вот правду всё-таки люди говорят: хочешь сделать хорошо – делай сам.

Было слышно, как он сплюнул от досады. Никогда раньше кум не позволял себе общения со мной в неуважительном тоне. Да ещё так эмоционально! Но кум из этого мира, видимо, считал подобные высказывания вполне уместными. Сразу отпала всякая охота продолжать диалог. Жизнерадостный оптимист Лёха оказался таким же пустым подобием человека, как и все взрослые жители этого времени. А если даже он оказался бездушным, то чего ждать от остальных? Во мне поселилась твёрдая уверенность, что душу здесь имеют только дети.

Но я ошибался.

Сбросил звонок и отложил телефон на прикроватную тумбочку. В квартире было тихо. Маша ушла на работу. Юлька – в саду. Сквозь плотную штору пробивались яркие лучи июльского солнца. Я встал, умылся, сделал кофе и уселся на диване перед телевизором. По одному из центральных государственных каналов шли новости. Знакомая дикторша металлическим тоном сообщала о, казалось бы, обыденных и ничем не примечательных событиях, но, как и многое другое в этом сумасшедшем мире, местная обыденность имела едва заметный привкус синтетики.

«В результате сильного паводка и подтопления, из-за проливных дождей двадцать третьего, двадцать четвёртого и двадцать пятого июля в Черновицкой области погибли двенадцать человек, один пропал без вести. Спасены сто пятнадцать человек, эвакуированы около пятисот. Об этом службе новостей сообщил председатель Черновицкой обладминистрации, руководитель областного штаба по ликвидации стихии Александр Кулик. По его словам, разрушены сорок один пешеходный мост, семнадцать переходов, восемь автотранспортных мостов, в том числе один железобетонный, ещё четыре моста в критическом состоянии».