Сергей Яковенко - Омут

– У вас есть дети?

– Да. Дочь.

– Прекрасно. Сколько ей?

– Шесть.

– Очень хорошо. Как она себя чувствует?

– То есть? – не понял я.

– Я имею в виду психическую составляющую её здоровья. Спрашиваю, так сказать, исключительно из профессионального любопытства.

– Она вполне здоровый ребёнок. Не понимаю, какое отношение имеет дочь к сути моего визита.

– Простите, я предупреждал, что вопрос будет деликатным. – Карл Генрихович изобразил виноватую улыбку. – Вы можете не отвечать, если хотите.

Я промолчал. Он понимающе кивнул и вернулся в кресло.

– А ваша мама… Я могу её так называть? – Голос приобрёл мягкие, бархатистые, даже несколько приторные оттенки.

Я снова не стал отвечать, на этот раз посчитав вопрос риторическим, и Карл Генрихович, видимо, принял моё молчание за согласие.

– Хорошо, – продолжил он. – Так вот. Ваша мама когда-нибудь говорила о том, что любит внучку?

– Карл Генрихович, при всём уважении, я не хотел бы обсуждать интимные вопросы своей семьи с малознакомым человеком, пусть и с психиатром. И вообще, у меня складывается впечатление, будто я присутствую не в кабинете медицинского учреждения, а на допросе в милиции. Поэтому, думаю, будет вполне разумно, если мы с вами как можно скорее уладим все необходимые формальности и закончим наше общение. К тому же у меня очень мало времени. Если для ускорения процесса от меня что-нибудь требуется, я готов пойти навстречу.

По всему было видно, что главврач тянет время, хотя и довольно быстро распорядился подготовить документы для выписки. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, что ни один чиновник в нашей стране, будь то медик или депутат (да хоть воспитатель в детском саду!), не станет выполнять своих обязанностей с энтузиазмом без должной мотивации. И не имеет значения, в какой реальности ты при этом находишься. Взятки берут везде. За годы работы в банке я провёл слишком много переговоров с руководителями бюджетных структур, чтобы этого не знать. Все договоры, все государственные тендеры, независимо от сути сделки, всегда заключались и выигрывались на условиях обратного личного вознаграждения подписанта. Если говорить проще – на откатах. А если ещё проще – на взятках.

Все переговоры с бюджетниками, как правило, велись по одному и тому же сценарию: выражение «безграничного уважения» с обеих сторон переговорного процесса, освещение предложения потенциальному клиенту, выслушивание нытья чиновника по поводу скудности бюджета подведомственной структуры, расшатывание ставок, закрепление предварительной договорённости рукопожатием и совместное распитие спиртного для полировки взаимовыгодной сделки. Главенствующую позицию во всей этой нехитрой схеме всегда занимал один-единственный пункт: «расшатывание ставок». То есть то, что откаты будут, даже не обсуждалось. Это был очевидный факт, состоявшийся ещё до начала выражения «безграничного уважения». Обсуждению подлежал только их размер. Ты переступаешь порог кабинета, и его временный владелец уже прикидывает, сколько он может с тебя поиметь. А уж твоя задача – нащупать ту самую планку, опустившись ниже которой можно не довести переговоры до последнего пункта, а значит, упустить потенциального клиента.

Схема работала безотказно. Я применял её десятки, если не сотни раз, доведя искусство ведения переговоров до совершенства. Все чиновники вели диалог в одних и тех же рамках, испытывая твёрдую уверенность, что они ведущие, а не ведомые в переговорном процессе. Я же всегда делал вид, что так оно и есть.

Делая предложение Карлу Генриховичу, я даже предположить не мог, что он отреагирует на него как-то иначе. Нет, я не самоуверенный сноб и прекрасно понимаю, что любой, даже самый талантливый переговорщик, способен ошибаться. Здесь же, скорее, свою коварную роль сыграла сама многолетняя безотказная схема, доведённая до автоматизма. Именно этот автоматизм внушал уверенное спокойствие, притупившее бдительность.

В случае с этим человеком безотказная схема впервые дала сбой. Я в первый раз почувствовал себя ведомым и, признаюсь, начал слегка паниковать.

– Позвольте, Николай Евгеньевич, я вас немного поправлю. – Он продолжал говорить всё тем же бархатным глубоким баритоном, от которого создавалось неприятное ощущение, будто тебе хотят залезть поглубже в душу. – Я ни в коем случае не веду допросов и, тем более, не выведываю интимные подробности вашей жизни. Мне они попросту ни к чему. К тому же для этого существуют специальные государственные органы, с которыми вам ещё предстоит общение, если вы и в самом деле намерены взять на себя ответственность за содержание психически неуравновешенного родственника. Хочу, чтобы вы поняли, что наша беседа важна, в первую очередь, именно для вас. Для вас, вашей дочери и, конечно, для самой… мамы. – Последнее слово он произнёс намеренно мягко, протяжно. Словно пропел. И улыбнулся. Улыбка соответствовала тембру голоса. Такая же масляная и заискивающая. – Николай Евгеньевич, – теперь его лицо сделалось грустным, – ваша мама больна. И вы это знаете. А самое ужасное в её состоянии то, что она не способна себя контролировать. Психические расстройства тем и отличаются от насморка, что человек не отдаёт отчёта собственным действиям и способен нанести колоссальнейший вред окружающим, сам того не осознавая. Вы говорите, что у вас юная дочь. Думаю, не нужно лишний раз напоминать, что вы, как отец, несёте полную ответственность за её жизнь и здоровье. В том числе и за весь известный процесс взросления, который в современной психиатрии классифицируется не иначе, как процесс обструкции повышенной сензитивности. Иными словами, родители несут ответственность за благополучное становление психической составляющей взрослеющей личности, которая у всех детей имеет врождённое увечье – повышенную эмоциональность. Безусловно, неприятная особенность имеет и положительную сторону. Благодаря этой рудиментарной аномалии дети, ввиду своей беспомощности, находят некоторый эмоциональный отклик у своей главной кормилицы – матери. Но на этом функциональный потенциал рудимента исчерпывается. Он превращается в опасный зародыш более масштабного психического расстройства. Науке известно достаточное количество случаев, когда ребёнок под влиянием внешних факторов либо под влиянием психически нездоровых взрослых так и не преодолевал опасный барьер. Такие люди на всю жизнь остаются калеками. Иногда, конечно, помогают некоторые радикальные методы лечения, но это скорее исключение, нежели правило. Подчас некоторые родители воспринимают эту особенность детской психики как некую недостойную внимания мелочь и подвергают тем самым собственных детей, а значит, и себя необдуманным рискам. И риски эти настолько же велики, насколько и коварны! Вы только представьте, во что может превратиться ваша собственная жизнь, если психически нездоровая женщина, вступив в полноценный эмоциональный контакт с вашей дочерью, затормозит процесс обструкции! Под влиянием нестабильной эмоциональности бабушки ребёнок с высокой долей вероятности рискует оказаться инвалидом! Вы будете обречены остаться в старости без опеки! Мало того, вам самому придётся опекать больную дочь всю жизнь! Всю! Жизнь! Вы уж простите за прямоту, но иных слов я подобрать не могу! Понятия не имею, что заставило вас обратиться к нам с такой просьбой, но я прошу вас сто раз подумать, прежде чем вы примете окончательное решение. Если дело в стоимости наших услуг, то могу вас заверить, что тарифная сетка хосписа весьма гибка, и мы могли бы подобрать для вас более приемлемые финансовые условия. Так сказать, бюджетный вариант. К примеру, вашу мать могут содержать не в отдельной камере, а в общей. Или урезать рацион питания. Это тоже возможно. Если же хотите и вовсе сбросить с себя бремя материального содержания больной родственницы, то для таких клиентов у нас есть и более радикальные способы содержания. Например…