Сергей Яковенко - Омут

Двор сада гудел от детских голосов. Было время вечерней прогулки, и малыши вовсю резвились в песочницах, на качелях, просто бегали по игровым площадкам. Я прошёл вдоль забора с наружной стороны и остановился у площадки, которая была всегда закреплена за Юлькиной группой. Дочери среди знакомых детских лиц видно не было. Воспитатель посмотрела в мою сторону, дважды хлопнула в ладоши и громко сказала:

– Та-ак! Построились! Я сказала: строимся, строимся! Семён! Выплюни песок немедленно! Встали парами! Заходим в корпус! Пошли!

Дети сгруппировались, но кудрявой пушистой головки я среди них так и не обнаружил.

Регеций говорила, что Юльку перевели в группу для умственно отсталых, или что-то вроде того. Я вспомнил, как она это говорила, какое выражение лица у неё при этом было, и с трудом сдержался, чтобы не взвыть. Справившись с эмоциями, пошёл дальше. На других площадках дети всё ещё играли и не собирались никуда уходить. Видимо, воспитательница узнала меня и решила увести детей в безопасное место. Конечно, она знала, что со мной произошло, и была предупреждена, что я могу когда-нибудь вот так вот появиться. В таком случае, у меня оставалось совсем мало времени. Теперь она обязательно сообщит об этом в милицию или Марии.

Дети бегали по площадкам, создавая непрерывно вращающийся калейдоскоп из ярких одежд. Я пристально всматривался в каждого, но никак не мог отыскать своего ребёнка. Подошёл к последней площадке в полной уверенности, что сегодня Мария просто не привела Юльку в садик, но именно там и нашёл маленькую кудряшку. Она сидела в песочнице и копала игрушечной лопаткой.

– Солнышко, – с трудом сдерживая слёзы, позвал я.

Она услышала и посмотрела в мою сторону. Её глаза были такими же живыми, но лицо не выражало абсолютно никаких эмоций. Юлька встала, бросила лопатку и медленно, балансируя, чтобы не упасть, пошла к забору. Воспитательница была слишком занята другим ребёнком, который ударил девочку палкой по голове. Девочка с ненавистью смотрела на обидчика, воспитательница шлёпала пацана по попе, а тот обзывал её последними ругательствами, вместо того чтобы плакать от обиды.

Юлька подошла с противоположной стороны забора.

– Привет, солнышко! – Я присел на корточки и протиснул руку между жердями.

Она посмотрела на неё и сделала шаг назад.

– Ты что, малыш? Это же я!

– Ты грязный.

Я осмотрел себя и только сейчас понял, что протянул окровавленную руку.

– Прости. Я порезался.

– А я домик строю.

– Ты молодец, солнышко. Ты у папы строитель. Да? – Я улыбнулся.

– Для принцессы домик. Но она туда не помещается. – Она рассматривала свои крошечные пальчики, смешно растопырив их в разные стороны. – А почему ты так рано за мной пришёл?

– Я не смогу тебя сегодня забрать, малыш. Тебя вечером заберёт мама. А мне нужно уехать. Я пришёл, чтобы попрощаться.

– Куда?

– Далеко, солнышко. Очень далеко.

– А ты домой вернёшься?

– Нет, не вернусь.

– Как гадкий утёнок, да?

– Почти… – говорить было трудно, я с трудом сдерживал слёзы.

– А почему ты меня так называешь?

– Как?

– Солнышко!

– Ну, посмотри на себя! Ты же настоящее солнышко! Такая же рыжая, такая же пушистая, тёпленькая и даже улыбаешься также. А ещё потому, что я очень-очень тебя люблю. Ты знаешь, что это значит?

Она пожала плечиками.

– Это значит, что я готов для тебя сделать всё-всё. Понимаешь? Я – твой папа. И я тебя очень люблю.

– И ты даже можешь большой домик сделать?

Я заметил, что воспитательница закончила воспитательный процесс с мальчуганом и обратила внимание на меня.

– Солнышко, если я тебя обниму и поцелую, ты не испугаешься?

– Сделай домик! – вдруг воскликнула Юлька, вскипая от гнева и игнорируя мой вопрос. Брови нахмурены, губы плотно сжаты.

– Не могу, Юлька, – выдохнул я. – Мне нужно бежать.

Дочь посмотрела на воспитательницу. Та снова занималась воспитанием драчуна.

– Подойди ко мне, малыш.

Я подобрался к решётке забора поближе, протиснул между жердями голову и руки, нежно прижал к себе дочку и прислонился щекой к рыжим кудряшкам. Понимая, что в последний раз в жизни обнимаю своего ребёнка, последний раз в жизни вдыхаю её молочный запах, я не смог сдержать предательских слёз. Одна из них упала Юльке на лоб, и она посмотрела на меня. Я чувствовал себя предателем.

– Ты что, плачешь?

– Уже нет, зайка. Уже не плачу.

– Ты что, маленький?

– Нет, солнышко. Взрослые люди иногда тоже плачут.

– Я теперь не плачу, – гордо заявила Юлька. – Я взрослая и не плачу! Меня тётя наказывала, а я плакала. А потом тётя ещё наказывала, и я стала взрослая. А ещё я никого не люблю. И тебя.

Я кивнул, чувствуя, как скулы едва не хрустят от напряжения.

– Я уже поругал эту тётю. Она больше никогда-никогда тебя не накажет. Не бойся её. Хорошо?

Малышка кивнула.

– Я буду по тебе скучать, Юлька.

– Это как?

– Это когда ты хочешь кого-то видеть… когда очень сильно кого-то хочешь видеть, а его рядом нет.

Она пожала плечиками и ничего не ответила. Я прислонил свои ладони к её щёчкам и сказал:

– Юля, послушай меня и запомни навсегда-навсегда. Хорошо?

Она кивнула и посмотрела мне в глаза.

– Папа тебя очень-очень любит и будет по тебе сильно-сильно скучать. Запомни это, золотко. Навсегда-навсегда запомни. И когда будешь взрослая, всё равно не забывай. Ладно?

Она кивнула.

– И прости меня, доченька. Прости, моя хорошая.

Встревоженная воспитательница теперь говорила с кем-то по мобильному, попутно собирая в группу детей. Я ещё раз крепко обнял малышку, поцеловал в щёчки и, в последний раз прикоснувшись к непослушным кудряшкам, сказал:

– Прощай, золотко… Надеюсь, у тебя всё будет хорошо.

Юлька, ничего не говоря, быстро развернулась на месте и побежала к воспитательнице.

Я стоял и смотрел, как её крошечная фигурка с рыжей пушистой шевелюрой исчезает за дверью корпуса детского сада. Затем ещё пытался разглядеть кудряшки в окне вестибюля, но так больше ничего и не увидел. Уходил на ватных, непослушных ногах. Болело ребро, но по сравнению с тем, как болела душа, физическая боль казалась просто лёгким зудом.

Купил в первом попавшемся киоске бутылку воды, вымыл руки от крови и дворами вышел к метро. Только у входа я понял, какую роковую ошибку мог совершить, войдя внутрь. На каждой станции дежурила милиция, которой наверняка уже разослали ориентировки о беглом психопате, который покалечил своего психиатра и захватил в заложники ни в чём не повинного водителя иномарки.

Пришлось сменить маршрут и добираться до окраины города на троллейбусах. Там я нанял такси и, уговорив таксиста объехать дежурный пост ГАИ окольными путями, оказался на ближайшей от города железнодорожной станции. Через пару часов я уже выходил из электрички на знакомый перрон. Вдали чернело поле, вспаханное после уборки пшеницы. За ним – посадка.