Андрей Шипилов - И упало Слово

— Опять? — спросил Дабл Ви с тоской, — может, как-нибудь попроще, без этих ваших аналогий.

— Вы сами учили нас, что не бывает простых ответов на сложные вопросы, — заметил Стар, — выслушайте Елену, она права, так будет проще.

— В древние времена на Земле процветало рабство, — начала свой рассказ Глинская, — как и сейчас. Давайте называть вещи своими именами. Мы говорим обтекаемо: «лагерники», «лагерные работники», хотя можно сказать короче и правильнее — рабы!

— Не буду отрицать, вы правы, это именно рабство, — ответил Дабл Ви, — с тем обличием, что все рабы сейчас принадлежат только государству, а не другим людям, как в древние времена.

— А вот вы что можете сказать об эффективности рабского труда? Как руководитель Лагеря? — спросил Стар.

— Вы сами знаете, Стар — грустно вздохнул Дабл Ви, — рабство неплохо работает в мелких хозяйствах, но когда объемы производства становятся большими… рабов невозможно стимулировать. Производительность труда — крайне низкая. Чтобы производить больше, надо увеличивать число рабов, и тогда на их охрану, на то, чтобы организовать их работу, заставить хоть как-то работать уходит почти столько же ресурсов, сколько они производят. Замкнутый круг!

— Самое развитое государство древнего мира, Римская империя столкнулась с той же проблемой, — сказала Глинская.

— Я в курсе, — ответил Дабл Ви, — в прошлый раз, когда вы упомянули Римскую империю, меня это заинтересовало. Я выкроил время и изучил этот вопрос. Они стали искать другие экономические модели, они давали рабам в пользование землю и разрешали жить семьями, иметь собственность, государство выкупало способных рабов у хозяев и давало им свободу, чтобы те могли работать во благо Рима. Но результата это не дало, и никто не знает почему.

— Теперь мы знаем, почему, — сказала Глинская, — потому что нельзя было изъять рабство из экономики, не изъяв его при этом из мозгов населения. Для населения Рима рабство — было основой основ, фундаментом общества. Да и большинство рабов не мыслило свою жизнь без рабства и не было готово к самостоятельной жизни.

— И какое отношение это имеет к нашей ситуации? — сказал Дабл Ви, — я никак не пойму куда вы клоните. Поменять сознание людей и сейчас непросто, а в те времена было вообще невозможно, тогда еще не существовало ни психостатистики, ни психодинамики.

— Тем не менее они сделали это, — сказала Анна, — Они поменяли сознание людей. Они воспользовались для этого привычной народу формой — религией. Они собрали рабочую группу специалистов, вроде нашей, и те создали новое религиозное учение: самое гуманное, самое светлое учение, пронизанное любовью к человеку, в котором не было места рабству. Историкам оно известно под названием «Христианство».

— Я знаю, что такое «Христианство», но почему вы думаете, что оно было искусственно создано этими римскими специалистами? — спросил Дабл Ви.

— До нас ведь дошли священные тексты Христианства, — ответила Анна, — Конечно они сильно искажены временем и неграмотными пересказчиками, но в них легко опознаются те методики и те приемы влияния на сознание, которыми пользуемся и мы в наши дни. Ведь мы сейчас делаем ровно то же самое, мы тоже готовим подобное «Слово», чтобы при необходимости забросить его в мир и изменить сознание людей. И мы используем ровно те же приемы.

— Хочу напомнить, — быстро сказал Дабл Ви, — что мы с вами договаривались, — никаких самостоятельных «забросов», только после согласования со мной. А то мы уже видели, как работает это ваше «Слово», в истории с той пьесой.

Он встал и прошелся по кабинету:

— Это слишком рисковано! — Он повернулся к Елене, — Ведь вы историк! Вспомните, чем все кончилось тогда! Это ваше христианство, как бы прекрасно оно не было само по себе, оно не изменило мир к лучшему. После победы Христианства, и вы сами об этом рассказывали в прошлый раз, наступила самая мрачная эпоха в истории человечества, это ваше Средневековье. Никто не знает, почему это случилось.

— Мы это знаем! — сказала Анна.

— Христианство! — сказал Стар. — предназначалось для нового, светлого мира, избавившегося от рабства. А у них, у Римских властей, в конечном итоге не хватило духа и решимости отказаться от рабов. Они не довели дело до конца. В последний момент они не решились и пошли на попятную. Христианство пришло в мир, а рабство – осталось.

— Представьте себе, — сказала Анна, — у вас есть рабы, все ваше хозяйство основано на наличии рабов, а ваша религия говорит вам, что они — ваши братья и вы должны любить их больше себя самого. Ваша религия осуждает рабство, а ваше хозяйство не может существовать без него. Что вы будете делать?

— Интересный вопрос, — сказал Дабл Ви.

Он задумался:

— Я бы, пожалуй, придумал для себя какое-нибудь логическое обоснование, создал бы какую-нибудь стройную теорию, которая сделала бы для моих рабов исключение, объяснила бы почему именно они должны быть исключены из Христианской морали!

— Именно это они и сделали, — сказала Глинская, — они стали плодить теории, почему христианские ценности не должны применяться к тем или иным людям. Придумывали для этого самые нелепые причины. «Варвары слишком примитивны, чтобы считаться полноценными людьми, значит с ними можно обращаться, как с животными», — гласила одна теория. «Черный цвет кожи нехарактерен для цивилизованного человека, значит — черные — не люди, они по своей сути предназначены для рабства», — провозглашала другая. Начав с рабов, они перешли друг к другу. «Они неправильно соблюдают ритуалы, — значит они не настоящие Христиане», «Их бог — ненастоящий, значит они поклоняются дьяволу».

— Вражда, жестокость, бесчеловечные войны, — добавил Стар, — это все было и раньше. Но до Христианства у всех конфликтов была одна-единственная вполне объяснимая причина — конкуренция за ресурсы. Никому раньше не могло прийти в голову воевать из-за разногласий относительно того, как правильно поклоняться Юпитеру. Или воевать потому, что у противника просто другой цвет кожи или иной разрез глаз. Это стало возможно лишь тогда, когда возник конфликт между гуманизмом Христианства и рабской экономической системой. Количество враждебных групп ширилось, границы вражды проходили уже не только по расовому, социальному или национальному признаку, но и внутри наций, внутри семей. Всеобщая ненависть охватила мир, цивилизация была разрушена, и он погрузился в Средневековье.

— Я понял, куда вы клоните, — сказал Дабл Ви, — вы хотите предложить мне рецепт спасения мира? Вы предлагаете запустить в массы эту вашу новую идеологию, это ваше Слово, и одновременно провести реформу по отмене рабства? Идея прекрасная! В Теории! Но хоть кто-нибудь из вас представляет, как может выглядеть экономическая система без рабов? После столетий рабства у нас нет ни одного экономиста, который хоть отдаленно представлял бы как это может работать.