Андрей Шипилов - И упало Слово

— Удивительное дело, — сказал Корчак, — когда я увидел вас, я решил, что всё кончено, что моя поездка сорвалась, а вы вроде как даже подталкиваете меня к тому, чтобы я ее совершил.

— А разве раньше я препятствовал вам в ваших делах? — пожал плечами Такэда.

— Только один вопрос! — сказал Корчак. — Откуда вы знали все подробности о наших делах? Это — Анна? — ужаснулся он своей догадке.

— Вы с ума сошли, Ян, — взмахнул руками Такэда, — только не вздумайте ей сказать об этих своих подозрениях, это смертельно обидит ее. Конечно, Анна тут ни при чем. Обещаю, я вам расскажу все, но только когда вы вернетесь, потому что это знание — помешает вам.

— Вы сказали, что нам надо уладить одно дело? — напомнил Корчак.

— Сдайте мне на хранение вашу Басму. Вы ее тут же получите, как вернетесь обратно. Но там, куда вы летите — ее при вас быть не должно. Если она ненароком попадет не в те, но очень умелые руки…

— Я — понимаю, не объясняйте, — сказал Корчак, снимая Басму.

— Погодите! Но я и не могу оставить вас без защиты, которую вам давала эта Басма. Если вдруг в Куала-Лумпуре или на борту дирижабля у вас возникнут проблемы, любые, даже самые незначительные, немедленно провозглашайте «Слово и Дело». Не ждите, пока мелкие проблемы станут серьезными. Провозглашайте по любому поводу.

— А что я скажу тамошнему юристу-ревизору?

— Скажите, что Такэда Сокаку должен быть немедленно уведомлен об этом случае. И требуйте встречи со мной. В крайнем случае, — тут Такэда сделал паузу, — скажите, что у вас, лично у вас —статус Консорта. Вы запомните? Кон-сорт!

— Я знаю это слово, — сказал Корчак, — это слово из английского языка, — оно означает «Корабль Охраны».

— Вот как? — засмеялся Такэда, — а я не знал этого. Но смысл в чём-то точный!

Он протянул Корчаку руку.

— Ну! Удачи вам, Ян!

И когда Корчак уже подошел ко входу лифта на Дирижабль, Такэда вновь окликнул его.

— Ян! Я хочу, чтобы вы знали! Те девушки, стюардессы на борту дирижабля, они из лагеря. Они — рабыни! Это — единственное исключение из правил, когда лагерных работниц допускают в свободный мир. Потому что назад они уже не никогда вернутся. Вы понимаете о чем я? Сто лет назад правительство протащило закон об этом исключении, чтобы высокие чиновники не скучали во время долгого полета. Не знаю, зачем я вам об этом сказал…

И резко развернувшись, Такэда не оглядываясь пошел к выходу.

По глубокой тропинке, протоптанной в снегу, шел человек в лагерной одежде со старым ржавым ломом в руках. За ним в нескольких шагах шел стражник с винтовкой наперевес, а по бокам от тропинки, по насту, семенили две крупные сторожевые собаки, внимательно наблюдая за идущим впереди человеком.

И вот в какой-то момент они вдруг одновременно притормозили свой бег и глухо зарычали.

— Даже не думай, — равнодушно сказал стражник, — они сразу почуют, как только ты только лом перехватишь. Думаешь ты первый такой умный, с ломом на винтовку.

— Мне-то, вообще, терять нечего, — глухо сказал конвоируемый, — какая разница, тут или там. — он вдруг остановился, уронил лом на тропинку и обернулся.

— Но-но, — грозно крикнул стражник, — вскидывая винтовку.

Собаки напряглись и приготовившись к броску, ожидая сигнала конвоира.

— Так ведь не положено, — почти крикнул лагерник, — должно же быть хоть какое-то следствие, должен быть приговор, нельзя ведь просто так…

— Это в лагере, следствие и приговор, — ответил стражник, — а на штрафной зоне все просто, начальник приказывает пристрелить, и все дела. Он в своем праве.

— А если Данте оклеветал меня? А если я не намеревался бежать? Данте и вправду предлагал мне побег, но я не согласился, я отказался. Куда бежать-то, когда куда не беги — везде Лагерь!

— Мне до того дела нет, — сказал стражник, — моё дело приказ выполнить, а не разбираться, что к чему! Ну давай, иди, что ли!

— Никуда я не пойду, стреляй здесь!

— Пойдешь, — сказал, стражник, — они вон, — он кивнул на собак, — знают, что делать. Ты думаешь, ты тут первый герой такой. Ты лучше не артачься... Давай, давай, иди, не порти себе последние минуты…

Штрафник поднял лом и пошел по тропинке.

Они вышли на берег реки.

— Вот там лед потоньше, — сказал конвоир. — долби там.

— Зачем?

— В лагере — могила. А тут — прорубь.

— А если я откажусь долбить? — спросил штрафник. — Что будешь делать?

— Я думал, что ты не торопишься умирать, — сказал стражник, — кто знает, может пока ты долбишь, капитан остынет и отменит приказ.

— А что так бывало?

Стражник пожал плечами.

Штрафник взял лом и начал долбить лед. Стражник достал из-за пазухи небольшую бутылочку и стал перекатывать ее в ладонях — видимо там была горячая вода, и он грел таким образом руки.

— Еле идет! Тут намерзает быстрее, чем я долблю, — сказал штрафник

— А ты куда-то торопишься? — спросил стражник.

Штрафник снова с остервенением начал долбить лед.

— А вот это хорошо, это правильно, — констатировал стражник, — так ты точно не закоченеешь.

— Сволочь ты, мразь! — мрачно ответил штрафник, — у тебя что, тоже приказ, шуточки такие отпускать?

— Достаточно! Опусти лом в прорубь и отойди на три шага назад! — крикнул стражник.

— Не готово же! Tут еще долбить и долбить!

— Вода показалась, я вижу

— Ну и что, что показалась, тут отверстие — только мыши пролезть!

— Опусти лом в прорубь и отойди на три шага назад! Ну — быстро!

Штрафник подчинился.

— Это правда, что ты его знал? — вдруг спросил стражник.

— Кого знал? — не понял штрафник

— Его !

— Да это правда!

— И какой он?

— Самый обычный человек!

— Стой на месте, — конвоир быстро подошел к проруби, сорвал крышку с бутылочки и вылил ее содержимое на края проруби. Лед окрасился в грязно-красный цвет.

— Прощай, — сказал стражник и, свистнув собакам, быстро пошел прочь.

— Эй! Ты куда? — крикнул штрафник.

— Ты хочешь, чтобы я вернулся и выстрелил? — обернулся стражник.

— Не знаю, — растеряно сказал человек у проруби, — я же тут через час насмерть замерзну.

— Не замерзнешь, — ответил стражник, — Данте сказал тебе правду! Оглянись!

Человек быстро обернулся назад. По поверхности замерзшей реки к нему мчались несколько темных точек — сани в собачьей упряжке.

Когда Корчак вошел в кают-компанию дирижабля, то сразу поймал на себе множество недоуменных и разочарованных взглядов. Он догадался в чем было дело. Кают компания видимо гадала над причиной задержки рейса без объявления причин и решила, что они ждут какого-то важного, особого пассажира. А вошел обычный, ничем не примечательный лейтенантик.