Андрей Шипилов - И упало Слово

— Ну ты голова! — восхитился Ньютон. — Я еще там, в лагере, твоим мозгам завидовал!

— Погоди завидовать, ты мне вот что скажи! — а если человек не может заработать этих бонусов? В силу возраста, например, или по состоянию здоровья? Тогда как?

— Я думаю, ты уже догадался об ответе, — хитро улыбнулся Ньютон.

— Догадался, — согласился Корчак, — но мне интересно, на этот счет тоже принцип есть?

— А как же! Четвертый принцип! Да не останется никто без помощи! Тот, кто в силу обстоятельств не может позаботится о себе, о том обязаны заботится окружающие его люди и правительство. Оставлять человека без помощи запрещено! Вот мы сейчас, все люди вольного мира, отдаем десятину, десятую часть зарабатываемых бонусов правительству, чтобы оно обеспечивало всех, кто-нуждается, помощью. Ну и сами помогаем, от себя, сверх десятины, кто захочет. Вот мы у себя в поселке на общем сходе решили, что пусть у нас будут лучшая школа и госпиталь. И сбрасываемся на их кошельки сверх того, что им правительство дает.

— А госпитали и школы? Их правительство тоже из десятины содержит?

— А как же, об этом пятый и шестой принципы. «Да не останется никто неучем!» и «Да не останется никто не исцеленным!»

— А какие еще принципы есть? — спросил Корчак, — кроме этих шести?

— Седьмой принцип, — самый важный для меня, — сказал Ньютон, как для человека, которого два раза казнили. Он гласит: «Да не будет никто лишен жизни! Нет ценности большей, чем жизнь человека и достоинство его! Никто не может быть лишен жизни, унижен или оскорблен, ни по произволу, ни по суду, ни по общественному приговору. Жизнь и достоинство человека неприкосновенны во веки веков!»

— Далее, Восьмой принцип гласит: «Да будут у всех равные права и возможности! Нет различия между людьми! Ни должность, ни пол, ни внешность, ни происхождение, ни собственность, ни опыт, ни профессия, не существует в мире ничего такого, что давало бы одному человеку больше прав, чем другому. Ни один человек не вправе ни распоряжаться другим человеком, ни командовать им, если только тот свободно и по доброй воле не предоставил другому временное право распоряжаться своими действиями».

— Погоди, — остановил его Корчак, — что значит последняя фраза?

— Ну это же понятно, вот устроился ты на работу, значит ты дал право тамошнему начальнику временно командовать тобой, но только в той мере, в какой это необходимо для выполнения работы и только на тот срок, что ты эту работу выполняешь. А работа кончилась, и он уже не начальник. Вот я, например, командую проводником на моей дистанции. Но это не значит, что я им вообще командую в жизни. Потому что по вечерам в бассейне, наоборот, он, мною командует, когда плавать меня учит. Это не как в лагере, где если ты начальник, то хозяин людей во всем и навсегда. Тут начальник — не хозяин тебе. Он тебе — ровня! Вот даже если сама сенатор Евразии меня на улице встретит, она мне ничего приказать не сможет! Понимаешь?

— Понимаю, — ответил Корчак, вспоминая, как еще вчера у него на глазах обычная разносчица кофе сделала замечание Сенатору Йогану, и тот — подчинился.

— Девятый принцип гласит, — продолжил Ньютон, — «Да, не будет никто лишен свободы. Человек свободен и не может быть никем ограничен в свободе перемещения, высказываний, взгядов и мыслей, выборе рода занятий, круга общения, места жительства и образа жизни, и в праве самому выбирать свою судьбу. Ограничение свободы человека допускается только для общественной безопасности, только по отношению к конкретному провинившемуся человеку и только на основании объективного, справедливого, состязательного и публичного судебного разбирательства». Это о всяких преступниках идет речь, в последней фразе, — пояснил Ньютон, — но что это значит, я тебе объяснить не смогу, потому что преступников в нашем поселке нет, и я с этим не сталкивался.

— Не объясняй, — засмеялся Корчак, — кажется, я понимаю, о чем идет речь, — в проекте, что он передал ареопагу была большая вставка, написанная Анной, о придуманном ею публичном состязательном суде, но, оказывается, они и тут, без Анны, сами до этого додумались.

— А вот с последним, десятым, принципом, — вздохнул Ньютон, — у меня проблемы. Я его даже лагерникам не читаю, потому что там речь идет о вещах им совсем непонятных. Десятый принцип гласит: «Да не будет никто лишен своей собственности. Право собственности священно, собственность — неприкосновенна! Праведная собственность не может быть изъята ни по произволу, ни по суду, ни по общественному приговору. Никакая уважительная причина не может позволить изымать то, что человек честно приобрел».

— Что же тут непонятного? — спросил Корчак. — В лагерях у людей тоже есть собственность, всякие вещи, которые им принадлежат. Вот у меня был в собственности Йо-Йо. Так что лагерники поймут.

— Тут собственность — это совсем другое, — покачал головой Ньютон, — тут это то, что по разумению лагерника человеку ну никак не может принадлежать. Вот, к примеру, мой друг, тот самый садовник, о котором я рассказывал, вот у него в собственности фруктовые сады, амбары для хранения продуктов и Земля, на которой все это располагается. То, что у человека в собственности может быть яблоко, это лагерник поймет. А вот то, что яблоня, на которой это яблоко выросло, тоже может быть собственностью человека — вот это уже ему сложно понять, а уж то, что у человека могут быть в собственности сады или земля — вот это у него в голове точно не уложится. Я по себе знаю. У меня тут, в поселке, в собственности дом с небольшим садиком. И земля под ним. Я его уже три дня как за накопленные бонусы приобрел. И до сих пор не могу осознать. Что все это моё, как какое-нибудь яблоко.

Вдруг он опустил стекло и принюхался:

— Чуешь?

— Кажется дымком потянуло, — сказал Корчак, — и чем-то очень вкусным пахнет.

— Точно! Значит не показалось! Старик Черчиль дикого кабана на охоте подстрелил и мясо жарит. Как он кабана подстрелит, так к нему вся округа сбегается, на запах. Бывает, что и не протолкнешься. Поехали быстрее, пока народ не набежал.

Ньютон добавил газу и плавный ход вездехода сменился галопом. Весело попрыгивая на камнях, машина помчалась к совсем уже близкой вершине.

Их вездеход стоял на самой вершине.

— Вот она, Земля нашей Свободы, — торжественно провозгласил Ньютон.

У Корчака перехватило дух от открывшейся ему панорамы. Позади остались заснеженные скалы, а перед ними… От вершины вниз плавно спускался довольно пологий склон, который заканчивался далеко внизу, переходя в долину между двумя горными хребтами. Склон был покрыт растительностью, разноцветной и разнообразной. Здесь, на разных высотах царили разные времена года.