Андрей Шипилов - И упало Слово

Их вездеход стоял на зимней бесплодной скале, но уже совсем чуть-чуть пониже начинался темно-зеленый хвойный зимний лес, а еще ниже уже играло яркое желто-красное осеннее разнообразие. В самом низу — царило лето, и из этой легкой голубоватой летней дымки выглядывала россыпь маленьких цветных домиков. Как будто кто-то разбросал по долине конструктор из детских развивающих кубиков разных цветов..

И — удивительное дело, там за спиной была пасмурная погода и дул ветер, а перед ними, внизу, склоны были залиты солнцем.

— Какая красота! — прошептал Корчак.

— Да, — весело ответил Ньютон, — мы с проводниками договорились, когда они кого-то из лагеря вывозят, то всегда тут останавливаются, в этом месте. — Понимаешь, когда человека из лагеря вырываешь — это всегда шок, человек долго в себя прийти не может, осознать вот этот переход от рабства к свободе. А вот как его тут поставишь, вот тут-то, именно в этот миг, до него и доходит, что он — на свободе.

— А что там такое? — Корчак показал на отчетливо отличающуюся по цвету от окружающей растительности полосу, протянувшуюся по всему склону, от летней долины внизу до самого зимнего хвойного леса.

— А это Старик Черчиль придумал! Это его «всесезонный сад». На верхних ярусах всякие фрукты из северных краев, а снизу — южные растения. Именно поэтому у нас в поселке и яблоки, и апельсины, и малина, и смородина, и ананасы, и виноград, и киви, и земляника, и даже — черимойя с ежевикой.

— Я и слов-то таких не знаю! — рассмеялся Корчак

— А я не только знаю, но и на вкус уже все перепопробовал, — гордо сказал Ньютон.

— Погоди, ты сказал — Старик Черчиль, — это тот самый, который мясо кабана жарит?

— Он, — засмеялся Ньютон, — вот там, видишь, где листва желтая, у него заимка , он наверняка сейчас там, поехали быстрее!

Они проехали через зимний хвойник и уже спустя каких-нибудь десять минут оказались посреди буйства ярких осенних красок, залитых ослепительным солнцем. Ньютон опустил стекла, на улице было тепло, и в кабину вездехода хлынул свежий воздух, насыщенный ароматом горных трав и запахом увядающей осенней листвы.

— Ведь хорошо! Хорошо же! — крикнул Ньютон

— Хорошо! — крикнул в ответ Корчак, радостное настроение Ньютона передалось и ему.

Они влетели в распахнутые ворота и затормозили. Ньютон выпрыгнул из кабины на землю не опуская лестницы, Корчак последовал его примеру.

Они находились посреди обширной поляны, обнесенной забором из жердей, который из-за своей хлипкости, носил чисто символический характер. Поляна была поделена на две половины полоской высокого кустарника — нечто вроде живой изгороди, из-за которой виднелось несколько бревенчатых строений, скорее хозяйственного назначения, нежели жилых и доносилось равномерное гудение какого-то сельскохозяйственного механизма.

— Эй, привет! Есть тут кто-нибудь! — громко крикнул Ньютон.

Из-за живой изгороди, вытирая руки полотенцем, вышла женщина. Она была уже в возрасте, но выглядела вполне привлекательно. Темные вьющиеся волосы были красиво подстрижены, лицо ее было лишено той обреченной хронической усталости, которая характерна для женщин из лагерей, и сияло здоровым румянцем. И в отличие от лагерных женщин, она была довольно упитана, ее нельзя было назвать толстой, скорее «пухленькой», как раз в той степени, которая подчеркивает женскую красоту.

— Привет, Браун, — весело сказала она, — новичка привез?

И вдруг лицо ее стало серьезным и отчасти испуганным. Она смотрела на Корчака.

— Я знаю этот мундир… Что это значит, Браун? — тихо сказала она.

— Не обращай внимания, — засмеялся Ньютон, — Корчак — наш человек! Привез нам важные вести из Лумпура. Кабы я знал, что он прямо так, в мундире прилетит, я бы ему на смену взял что-нибудь гражданское.

— Но, — нерешительно сказала женщина, — ему все равно не стоит показываться в поселке в таком виде. Я найду ему какую-нибудь рабочую одежду. Корчак — это ваше имя? — спросила она Яна.

— Фамилия, а имя моё — Ян, — ответил Корчак.

Он снял с себя китель, забросил его в кабину и остался в одной сорочке.

— Это чтобы не смущать вас, солнышко печет, не холодно.

— Все равно, Ян, — улыбнулась она, — как будете уезжать, напомните мне, чтобы я вам одежду подобрала, тут погода такая, к вечеру — заметно похолодает. Меня Инга зовут.

— Ну, мы еще не скоро поедем, — деловито заметил Ньютон, — кстати, мы не опоздали, кабана вы еще не съели?

— Откуда ты про кабана знаешь? — хитро сощурилась Инга.

— Ну так мы еще там наверху запах учуяли!

— Попался! — Инга засмеялась и хлопнула в ладоши. — Вот ты и попался, Браун! Муж еще не начинал жарить кабана, только замариновал мясо.

— Понимаете, — она повернулась к Корчаку, — они нас все пытаются разыграть. Уверяют, будто чуют запах нашего барбекю за несколько километров.

— Но я тоже чуял запах жаркого, — серьезно сказал Корчак.

— Сговорились! — засмеялась она. — Эй! Уинстон! Представляешь, они уверяют меня, что учуяли запах твоего барбекю, а ты даже огонь еще не развел.

Из-за живой изгороди показался невысокий плотный мужчина, с лысой, а может быть и обритой наголо головой. На вид ему было лет сорок пять. Он был обнажен по пояс, так что была видна его мощная развитая мускулатура. Вся его фигура источала силу и здоровье.

— Ну и отлично! — сказал он, — что они так рано приехали. Мне помощники нужны. Надо принести дрова и помыть решетки.

— Знакомься, Ян, — вот это тот самый Старик Черчиль, — о котором, я тебе рассказывал, а это — мой старый друг, Ян Корчак, — представил их друг-другу Ньютон.

— Вас зовут Старик? — удивился Ян, — по-моему вам до старика еще очень далеко!

— Меня зовут Уинстон, — улыбнулся Черчиль, — а «Старик» — это что-то вроде почетного звания. Я ведь тут с самого начала, когда наш лагерь еще был палаточным городком. Вокруг восемнадцатилетние юнцы, а мне — уже за тридцать. Я для них и вправду старик был, вот ко мне это прозвище и приклеилось навсегда. А мне нравится! Пойдемте, покажу, что делать.

Они натаскали дров, оттерли песком и помыли в близлежащем ручье большие металлические решетки. Черчиль тем временем развел огонь в большой печи хитроумной конструкции, стоящей во дворе.

Когда они отмыли руки от сажи и вернулись к столу, Инга уже выкладывала на огромное блюдо всякие невиданные фрукты и ягоды, а Старик Черчиль размешивал в кувшине какой-то напиток.

— Присаживайтесь, угощайтесь, — сказала Инга, — мясо еще не скоро приготовится.

Черчиль разлил по кружкам напиток, который он назвал «лимонад», и который оказался весьма приятен на вкус.

— Очень вкусно! — восхитился Корчак, — этот «лимонад» и вправду отдает лимонами.