Виталий Бабенко - Перпендикулярный мир

История отечественного и зарубежного телекинеза богата поучительными фактами. Чрезмерно развитые надбровные дуги древних позволяли им пользоваться телекинезом в такой степени, в какой мы даже себе не представляем. Достаточно сказать, что теперь найдется очень мало людей с такими надбровными дугами.

В эпоху Возрождения художник Тициан широко прославился своими полотнами (холстами). Секрет его успеха заключался в том, что в холодную погоду художник покрывал свои холсты цигейкой, которую ему приносила пастушка. Все лето пастушка находилась в горах, а зимой отыскивала дорогу к дому сеньора с помощью телекинеза.

О том, что телекинез представляет собой громадную силу невероятных размеров, свидетельствует хотя бы изобретение Можайским самолета. Однако изобретение Можайским мотора и винта для самолета с точки зрения телекинеза считается большой ошибкой, так как мотор и винт увеличивают вес и ухудшают летные качества летательных аппаратов.

На пересечении улицы Каменной с переулком Благонравова можно увидеть серый дом. Он стоит здесь уже много лет, возле него оборудована трамвайная остановка. Каждый день в половине шестого из трамвая выходят два человека примерно одинакового роста и направляются к дому. Эти люди — братья, они занимаются телекинезом.

Заниматься телекинезом братья стали недавно, два месяца назад, и за это время добились некоторых успехов. Если вначале они выбирали для тренировок предметы малого веса — шпильки, спички, иголки и монеты, — то сейчас им удавалось поднять над столом коробку из-под обуви, доверху наполненную речным песком.

Этим вечером, соединив свои усилия, братья подняли в воздух шесть книг, уложенных одна на другую, когда кто-то, не постучавшись, открыл дверь и вошел в комнату. Братья обернулись, книги посыпались на пол.

На пороге стоял их старый приятель Федя. Он поздоровался, нагнулся, поднял с пола книгу и прочел название. Это была его книга.

— Я никогда бы не подумал, что вы так небрежно обращаетесь с книгами, которые я даю вам читать. Вы, наверное, забыли, что эти книги я с большим трудом выписываю в библиотеке завода имени Афанасьева, где работаю крупным специалистом, — заявил Федя.

— Извини нас, мы так увлечены телекинезом, что даже не обратили внимания на то, что это твои книги.

— Вы поднимали все эти книги вместе? — спросил Федя, указав на пол.

— Да, — ответил старший брат. — Подъем тяжестей для нас уже не проблема. Нас волнует совсем другое. Мы не знаем, что делать дальше. Предположим, мы поднимем кресло или шкаф, — что это даст?

— У нас с братом есть подозрение, — заговорил быстро младший, — что с помощью телекинеза можно добиться чего-то такого, ради чего стоит потратить всю жизнь.

— Это сложный вопрос, — сказал Федя. — Я не в состоянии ответить на него сразу, мне нужно подумать. Я сейчас должен идти на завод. Приходите ко мне в пятницу, потолкуем. Не забудьте принести книги.

Федя ушел, а мысли о телекинезе не давали братьям покоя. Всю ночь они не могли уснуть и ворочались на своих кроватях. В комнатах царил мрак и полумрак. Обливаясь холодным воском, в подсвечниках горели свечи. На кресле спала, потрескивая усами, свернутая в клубок ниток кошка.

В пятницу, как было условлено, они захватили книги и направились домой к Феде. Его жена приготовила им суп.

Федина комната служила одновременно спальней и мастерской. Федя увлекался детекторными приемниками, но этого ему было мало. Он любил изучать наушники, но также в книжном шкафу его стоял томик Пушкина. Федя знал толк в искусстве и сознавал это. Особенно он любил познавать через дедукцию и анализ — его любимые проверенные методы нравоучений. Федя умышленно не отдавал в печать своих произведений, потому что собирал их в большом фанерном ящике из-под фруктовой посылки яблок друзьям.

За фединым рабочим столом сидел сам Афанасьев и чертил схемы.

— Познакомьтесь, — сказал Федя. — Это товарищ Афанасьев, а это мои друзья.

— Очень приятно, — сказал Афанасьев.

— Очень рады, — сказали братья.

— Присаживайтесь, — сказал Афанасьев.

— Вот стулья, — сказал Федя.

— Спасибо, — сказали братья.

Афанасьеву было не больше сорока лет, он был одет в пиджак.

Федина жена вошла в комнату и спросила:

— Который час?

— Опять ходики стали? — спросил Афанасьев.

— Опять.

— Пойду починю, — и Афанасьев ушел в кухню с Клавой.

— Я думал над вашим вопросом, — начал Федя, — но выхода так и не нашел. Принесли книги?

— Вот они. Как же так, Федя, неужели нет никакого выхода?

— Вариантов было много, но я их все отбросил.

— И не оставил ни одного? — спросила заглянувшая из кухни Клава.

— Ни одного.

Из-за Клавиной спины показалось лицо Афанасьева.

— О чем речь? — спросил он.

— Видите ли, товарищ Афанасьев, — ответил Федя.

— Извините, — сказал Афанасьев. — Погодите минутку. Я сейчас прибью ходики к стене.

— Уже прибили?

— Да, продолжайте.

— Видите ли, товарищ Афанасьев, мои друзья увлеклись телекинезом.

— Ну?

— Ну и все.

— В чем же дело?

— Они не знают, что делать дальше.

Братья кивнули головой.

— Телекинез мне не знаком, и я вам в нем не советчик, — сказал Афанасьев. — Хотя кто-то, мне помнится, говорил о рабочем, который занимался опытами по телекинезу. Постойте, он работал у меня во втором механическом цехе. Его начальник Глузов пришел как-то ко мне и стал сокрушаться. Уходит, говорит, хороший работник, замечательный технолог, мастер на все руки. В чем же дело, спрашиваю, почему не удержали хорошего человека? Создайте условия, черт побери. Вы узнавали, он на что-то жаловался? И тут мне Глузов говорит:

— Не могу я ему создать, товарищ Афанасьев, условий. Климата не могу создать. Ему, видите ли, сам климат не подходит.

— При чем тут климат. Он что, больной?

— Он здоровый. Но в нашей местности нету болот. Они ему необходимы.

— Зачем ему болота? Болота осушать надо.

— Привычка у него есть.

— Что за привычка?

— Бить в гонг на заболоченных местностях.

— Что?

— Бить в гонг на заболоченных местностях.

— Послушайте, а он нормальный, этот ваш технолог?

— Да вроде нормальный. Занимается телекинезом, женат. Детей, правда, у них нету.

— Вот я и думаю, — продолжал Афанасьев, — может, этот технолог вам как раз и нужен.

— А где он теперь? — спросили братья.

— Уволился и уехал.

— Куда?

— Откуда я знаю? Туда, где болота.

— А как его фамилия?

— Вот фамилии я не помню. Кажется, Цельнотапов, или нет, Полумамов. Нет, полу, полу… Повиланов! Повиланов его фамилия.

— Повиланов?

— Повиланов.

Братья пришли к выводу, что Повиланов — единственная их надежда, и им нужно во что бы то ни стало отыскать этого человека. Поскольку местонахождение его было более чем неопределенно, они решили ехать в первый попавшийся город в болотистой местности. Этим городом была Калуга.