Олег Чарушников - Здесь могут водиться люди (сборник)

«В принципе, все логично, — думал он, входя в кабинет. — Мало народу — можно спокойно сесть. Давки нет — водитель не нервничает, правил не нарушает — значит и гаишники не докапываются. В итоге: отлично доехали… Хотя нет, неправильно. По такой логике, — Николай Федорович усмехнулся, по такой логике для идеальной работы транспорта нужно что? Чтобы пассажиров было как можно меньше, так получается? А в идеале — чтобы вовсе не было?.. Ладно, хватит, занимаюсь делом!»

В кабинете он пока ничего не менял. Все было, как при прежнем начальнике. Распорядок дня тоже. Первой пришла табельщица.

— У Нечаевой бюллетень, — доложила она. — Миркин в военкомате. Остальное на местах.

— Варыгин опоздал?

— Варыгин опоздал, — с готовностью подтвердила табельщица. — Но… как пришпоренный бежал. Наши все смеялись. Подействовал, видать, ваш разговор, Николай Федорович! — Табельщица по-свойски хихикнула.

— Запах?

— Не поняла, Николай Федорович?

— Трезвый он, спрашиваю? — Николай Федорович почему-то избегал смотреть разбитной табельщице в глаза. И вообще он испытывал странное чувство неловкости, когда его называли по имени-отчеству. А табельщица, казалось ему, еще и специально нажимает на имя-отчество, будто полный титул произносит…

— Запашок есть небольшой. Но вчерашний, слабенький совсем… Да чего там, Николай Федорович! Дела с дисциплиной лучше пошли, это вам любой скажет. Не то, что до вас было. Ух, бывало!..

— Все-таки вы неправильно рассуждаете, Симонова, — сказал Николай Федорович, и табельщица сразу независимо поджала губы. — Дела хороши… Опоздал Варыгин на пять минут — хорошо, что не на час. С запахом явился — умница, что со вчерашним, а не свеженьким. А если он вовремя прийти вздумает, да еще как стеклышко? Премию ему тогда выписывать, что ли? За успехи в труде?

Табельщица захлопнула папку.

— Я вам обстановку доложила, а вы уж решайте, как и что. Мне можно идти, Николай Федорович?

И не дожидаясь ответа, она исчезла, толкнув дверь папкой, причем из коридора довольно явственно донеслось: «Молодой еще…» Николай Федорович немножко поругал себя за то, что не умеет разговаривать с подчиненными, и нажал кнопку селектора:

— Плановое, как вчера вторая смена сработала? Да, доброе утро, товарищи, здравствуйте…

— Отлично сработала! — с энтузиазмом откликнулось планово-диспетчерское бюро. — Девяносто два процента, ого! Почти норма!

— Даже «ого»… Чему же радоваться?

— Как же? Еще вчера было восемьдесят шесть. А если прошлый квартал взять…

— Вы еще прошлый век возьмите, — хмуро посоветовал Николай Федорович. Или Древний Рим. Его-то мы уж точно обскакали. По гальваническим изделиям.

В ПДБ обиделись.

— У нас, Николай Федорович, по нашим данным, прослеживается явное улучшение. Это факт. Между прочим, раньше когда восемьдесят давали праздником считалось. На таком оборудовании и при нехватке кадров…

— Плакать надо в такие праздники, — отрезал Николай Федорович. — Рыдать. Это по моим данным. Если так рассуждать, милые товарищи, самое лучшее выполнить сегодня план на один процент и все.

— Почему это на один?

— А чтобы завтра сделать два процента и доложить наверх: вот, мол, мы какие, вдвое перекрыли вчерашний результат! Послезавтра дать четыре — опять вдвое. Затем все восемь с половиной — и об ордене подумать можно… Так получается?

«Милые товарищи» молчали.

— Хорошо. Возвраты от ОТК были?

— С возвратами значительно лучше, Николай Федорович, — сказал вошедший в кабинет новый заместитель, бывший начальник планово-диспетчерского. — Забраковано всего шесть чайников, и то по ерунде. Я сверялся с данными за прошлый месяц, прогресс налицо.

— Вы что, сговорились сегодня? — кротко возмутился Николай Федорович. — Чего вы все к истории обращаетесь? Да, мы сейчас работаем лучше, чем при нэпе. Радоваться теперь? Скакать? — Николай Федорович спохватился, что выбивается из нужного тона, и заговорил четче, категоричнее. — Абсолютно без возвратов мы сможем работать — это по-вашему так получается! — только в одном-единственном случае. Догадываетесь, в каком?

— Ну и в каком же? — с долей иронии спросил новый заместитель.

— А в таком, если вообще прекратим собирать электрочайники! Тогда, естественно, и браковать станет нечего!

— Я этого не утверждал, — начал заместитель, — я только сказал, что…

— Закончили, — сказал Николай Федорович, испытывая ужасное чувство неловкости и злясь от этого. — Приступили к работе, товарищи.

И день пошел. Николай Федорович занимался текучкой, звонил, ругался и договаривался, принимал людей, отсидел на важном и скучнейшем совещании у генерального, потом опять занимался текучкой. Но что-то все время мешало, сбивало с ритма — будто надо было разобраться до конца, доспорить, доказать, а он не разобрался, не доказал, не доспорил. Случай представился уже после работы, в овощном магазине. Николай Федорович забежал купить картошки и овощей к ужину. Но получилось все как-то неприятно. Николай Федорович примерялся ловчей подставить авоську под транспортер, подающий картошку. Рядом топтался румяный пенсионер, полузнакомый старикан, кажется с завода, а может из соседнего дома.

— Во как… — общительно, с добродушно-ворчливой интонацией заговорил старикан. — И главное, они еще жалуются, черти драповые… Лучше ведь жить стали, без очков видно! Пять лет назад как было? Половину картошки я в мусоропровод спускал. Каждую вторую картофелину! Можно сказать, каждую первую и ноль-шестую! А теперь — во. Красавец клубень. Нет, они недовольны, все им не так…

Неизвестно, кого он так честил. Скорее, говорил так, по привычке, для себя.

— Он у вас вообще-то подморожен, красавец этот, — обернувшись, заметил Николай Федорович. — Заменили бы лучше…

— Где подморожен, где? — засуетился старикан. — Вот. И еще вот, сбоку. Видите?

Старикан огорченно подавил мороженные места пальцами и вдруг воинственно вскинул голову.

— Да, чуть-чуть тронуло. Ну и что? А раньше как бывало? Вспомнить противно!

— Опять раньше, — усмехнулся Николай Федорович, вспомнив утренние разговоры.

— А чему вы, собственно, смеетесь? — завелся старикан. — Чему обрадовались? Я вырежу немного, ничего страшного. Не привыкать-стать.

— Да-да, — сказал Николай Федорович несколько неосторожно. — Привычка вторая натура.

— Лебеду вы не едали! — заявил заметно осерчавший старикан. — По-другому бы запели. Лебеду!

— При чем тут лебеда, — с досадой сказал Николай Федорович.

— При том! — старикан дрожащими руками запихнул картофелину в сумку и заковылял к кассе. — При том, что вы не патриот! — крикнул он отойдя подальше. — Не патриот вы! Заелись!