Клиффорд Саймак - Город. Сборник рассказов и повестей

– Я человек старого склада, – сказал Дин, – и, возможно, впадаю в детство, но я снова готов поверить в сказки и волшебство.

– Это не волшебство, – ответила воспитательница, – так мы живем, и по-другому не умеем. Согласитесь, всем нужно выживать.

– Соглашусь, – ответил Дин.

Он поднял с колен потертую шляпу и медленно встал.

Хотя смех ослабел, а топот стих, в воздухе осталось ощущение юности, жизненной энергии и счастья. Именно оно придавало сияние потертой мебели, рождая в сердце пронзительную радость.

Воспитательница по-прежнему сидела на полу.

– Еще чего-то хотите, мистер Дин?

Дин растерянно мял шляпу.

– Больше ничего. Я нашел ответ на свой вопрос.

И даже сейчас в глубине души он не верил себе, зная, что стоит ему выйти за дверь, как вновь налетят сомнения.

Воспитательница встала.

– Вы придете еще, мистер Дин? Мы будем вам рады.

– Возможно, – ответил Дин и повернулся к двери.

Внезапно на полу возник золотой вращающийся шар, искрящийся миллионами разноцветных граней. Вращаясь, шар испускал свист, который проникал в душу и размягчал ее, словно масло. Снова звучал смех, внешний мир перестал существовать, и комнату наполнил волшебный рождественский свет.

Дин сделал шаг вперед и уронил шляпу. Он больше не помнил своего имени, не знал, кто он такой и как сюда попал; его переполняла бурлящая радость. Дин нагнулся, чтобы дотронуться до шара.

До шара оставалось совсем чуть-чуть… Дин подался вперед, мыском ботинка угодил в дыру на старом ковре и рухнул на колени.

Шар исчез, рождественский свет погас; вновь возник окружающий мир. Бурлящая радость куда-то испарилась, и он снова стал собой: стариком в доме, одержимом красотой, стариком, который силился встать с колен, лицом к лицу с инопланетным существом.

– Простите, – промолвила Воспитательница. – У вас почти получилось. Может быть, в другой раз.

– Нет! – Он затряс головой. – Сейчас!

– Большего мы дать не в силах, – вежливо промолвила она.

Кое-как нахлобучив шляпу, Дин на трясущихся ногах шагнул к двери. Воспитательница открыла ее, и он, шатаясь, вышел наружу.

На улице прислонился к дереву, снял шляпу и провел рукой по лбу.

Потрясение сменилось страхом: что это за форма жизни, которая насыщается не так, как насыщаются люди, а вытягивает соки из юности и красоты, выпивает их досуха, отщипывая по кусочкам детский смех, перерабатывая его в пищу?

Неудивительно, что здешние дети взрослели не по годам. Их детство высасывалось голодной формой жизни, смотревшей на них как на еду. Вероятно, на долю человека выпадает немало детской безмятежности. Но если то, что полагается каждому ребенку, получит кто-то другой, то из ребенка вырастет взрослый, неспособный радоваться жизни и смеяться.

Воспитательницы не брали денег. Они не нуждались в деньгах. Их дом ломился от яств, накопленных за долгие годы.

И за все эти годы он оказался первым, кто разгадал природу инопланетных существ, привезенных в город Ламонтом Стайлзом. Эта мысль отрезвляла. Должно быть, виной всему его преклонный возраст.

Впрочем, как посмотреть. Не компенсируется ли утрата способностей в старости чем-то иным? Может, пока тело слабеет, а разум тускнеет, старики обретают некие волшебные силы, нечто вроде собачьего чутья, словно угольки догорающей жизни?

Дин привык всуе поминать свой преклонный возраст, словно сам факт старения был некоей добродетелью. Постепенно выпадая из настоящего, он довел свою одержимость прошлым до опасной черты. Он чувствовал, что впадает в детство – возможно, в этом и заключалась разгадка? И именно поэтому он видел сверкающий шар и рождественский свет?

Интересно, что случилось бы, коснись он того шара?..

Надев шляпу, Дин отстранился от ствола и побрел домой.

Итак, что он должен делать теперь, раскрыв тайну Воспитательниц? Растрезвонить о них по всей округе? Едва ли ему поверят. Вежливо выслушают, стараясь не ранить его чувств, а про себя решат, что у старика разыгралось воображение. Неудивительно, ведь, кроме непоколебимой уверенности в собственной правоте, у него не было доказательств.

Дин по примеру Стаффи мог бы привлечь внимание земляков к тому, как рано стали взрослеть их дети. Но, скорее всего, у жителей деревни найдется этому рациональное объяснение. Хотя бы из соображений родительской гордости. Разумеется, никого из родителей не удивляет, что их сыновья или дочери хорошо воспитаны и делают успехи в учебе.

Неужели им не кажется странным, что все без исключения дети в Милвилле послушны и уравновешены? Нет, они ничего не замечают. Беда подкралась незаметно, никто ничего не заподозрил.

Даже он сам ничего не замечал до недавнего времени, хотя вся его жизнь была посвящена детям. А если не заметил он, чего ждать от остальных? Кто станет слушать старого сплетника Стаффи?

Горло пересохло, накатила тошнота. Чашка кофе – вот что ему нужно.

Дин свернул к центру города и упрямо зашагал навстречу темноте.

Интересно, какова цена потерянного детства? Что хорошего в том, что мальчики и девочки раньше сверстников бросают игрушки и перенимают взрослый взгляд на мир?

Одно из преимуществ было налицо. Милвиллские дети послушны, вежливы и нацелены на творчество. Среди них вы не найдете ни маленьких грубиянов, ни самовлюбленных выскочек.

Проблема в том, что при этом они перестают быть детьми.

Возможно, в будущем из них вырастут выдающиеся политики, искусные дипломаты, первоклассные адвокаты и талантливые ученые, но разве это главное? Стоят ли все эти превосходные качества того простого факта, что у детей крадут детство?

Дин достиг делового центра – всего-то три улицы – и направился к единственному в городе кафе.

Посетителей было немного. Он сразу прошел к стойке и с несчастным видом уселся на стул, крепко вцепившись в прилавок, чтобы не тряслись руки.

– Кофе, – сказал он девушке, которая подошла принять заказ.

Дин пил обжигающий кофе маленькими глотками, уже сожалея, что поддался порыву сюда зайти.

Посреди яркого света и хромированных поверхностей он ощущал себя неуютно и одиноко, словно пережиток прошлого, занявший не свое место.

Он почти не захаживал в деловой центр, особенно по вечерам. Впрочем, так было не всегда.

Дин улыбнулся, вспомнив, как в молодости они собирались здесь веселой и шумной компанией, вспомнил бесконечные разговоры ни о чем.

Все прошло. Где теперь та компания?

Некоторые мертвы, кто-то уехал, кого-то из дома не вытянешь.

Дин понимал, что до неприличия расчувствовался, но был слишком потрясен и расстроен, чтобы взять себя в руки.

На плечо легла чья-то ладонь, и Дин удивленно поднял голову.

Молодой Боб Мартин улыбался, хотя вид у него был неуверенный, словно он сомневался, что поступает правильно.