Клиффорд Саймак - Город. Сборник рассказов и повестей

Опасаясь скрытых ловушек, Джон осторожно подошел к кровати, потрогал и пошатал ее. Кровать как кровать.

Затем он тщательно осмотрел аппарат и все контакты, как было сказано в инструкции. Отыскал шлем, рубильники, проверил основные платы. Два разомкнутых проводка Джон скрутил и, еще раз сверившись с инструкцией, щелкнул первым рубильником. Зажглась красная лампочка.

Готово.

Он сел на кровать, надел на голову шлем, надежно закрепил. Затем лег, щелкнул вторым рубильником, и в ушах зазвучала колыбельная. В мелодию вплелись слова; они обволакивали сознание, убаюкивали тело. Глаза начали слипаться.

Джон Хофф заснул.

А проснувшись, почувствовал, что полон знаний.

Но сначала он медленно, болезненно приходил в себя, пытаясь понять, где находится. Какая-то комната, стена без Иконы, странный аппарат, толстая дверь, на голове – шлем… Он снял его и удивленно разглядывал, и постепенно понял, что это такое. Мучительно возвращались воспоминания о том, как он нашел эту комнату, как открыл дверь, как проверил аппарат, как приладил к голове шлем, как заснул.

Затем пробудились и другие знания – о том, чего он раньше не знал. И они страшили.

Джон уронил шлем на колени и вцепился руками в край кровати.

Космос! Пустота, в которой плывут звезды – они же пламенеющие светила. Бескрайняя пустота, где расстояния настолько огромны, что измеряются не километрами, а световыми годами (такой отрезок пути луч света проходит за год). Такие расстояния преодолевает их корабль – не Корабль с заглавной буквы, а просто корабль, один из многих.

И запущен он был с планеты Земля – не со звезды, а с одной из многих планет, которые вращаются вокруг нее.

Но такого не может быть! Не может! Корабль не движется. Космоса нет. Что значит «пустота»? Мы не можем быть всего лишь точкой – пылинкой, затерянной во вселенской пустоте, ничтожной по сравнению со звездами, сверкающими за бортом.

Ведь если так, то мы ничего из себя не представляем. Мы – лишь случайность. Даже меньше, чем случайность: мы – ничто. Меньше, чем ничто! Мимолетный проблеск жизни посреди бессчетного множества звезд.

Джон поставил ноги на пол и сидел, уставившись на аппарат.

Инструкция гласила, что все знания записаны в нем, а оттуда переносятся, копируются, вживляются в мозг во время сна.

И это только начало, первый урок, малая толика старинного знания, давным-давно утраченного, но при этом сохранившегося и спрятанного до поры до времени. Теперь им распоряжается Джон. Вот катушки с записями, вот шлем, бери и пользуйся. Только зачем? Зачем нужно знание, если нет цели?

Правдивы ли они? Вот в чем вопрос. Правдивы ли знания? И как распознать ложь? Как отличить ее от истины?

Естественно, никак – пока никак. Знание можно оценить только с позиций иного знания, а Джону его недоставало. Да, он знал больше, чем все обитатели корабля, но все равно ничтожно мало. Наверняка было объяснение и звездам, и планетам, обращающимся вокруг них, и космосу, в котором эти звезды находятся, – и Кораблю, бороздящему пустоту.

В Письме было сказано, что у него есть предназначение и конечная цель и именно их Джон обязан узнать.

Он вернул шлем на место, вышел из хранилища и закрыл за собой дверь. Он уже не прятал глаза, однако груз вины никуда не делся, ведь теперь Джон нарушил не только дух, но и букву закона. И сделал он это сознательно, с целью, поскольку понимал: когда цель и предназначение Корабля будут раскрыты, закон утратит смысл.

Преодолевая эскалатор за эскалатором, он спустился на нижнюю палубу.

Джо сидел в кают-компании. Перед ним стояла доска с расставленными фигурами.

– Где тебя носит? – спросил он. – Я жду.

– Да так, загулялся что-то.

– Ты уже три дня где-то бродишь. – Джо вопросительно посмотрел на друга. – Помнишь, как мы с тобой озорничали: всюду лазили, всех разыгрывали?

– Да, помню.

– Мне знаком этот твой взгляд. Ты всегда так смотрел, когда затевал очередную проделку.

– Ничего я не затеваю. Ни проделок, ни розыгрышей.

– Ну же, – сказал Джо, – сколько лет мы с тобой дружим! Выкладывай, что задумал.

Джон посмотрел другу в глаза, пытаясь разглядеть в нем того самого мальчика, партнера по шалостям, но не вышло. Вместо него он видел человека, который сидел под Иконой и рассказывал про Конец, истово верующего, доброго и сильного лидера Экипажа.

– Извини, Джо, не могу.

– Я ведь помочь хочу.

Сейчас – да, а вот захочешь ли помогать, когда узнаешь правду? Скорее, ты в ужасе отшатнешься, донесешь в церковь и первым назовешь меня еретиком. Ведь моя правда перечеркнет Миф, сорвет полог блаженного неведения, лишит людей веры в то, что все к лучшему. Что будет с Экипажем, когда откроется, что нельзя больше сидеть сложа руки и уповать на сложившийся порядок, а надо действовать?

– Давай лучше сыграем, – сказал он наконец.

– Ты уверен? Правда уверен? – еще раз с нажимом спросил Джо.

– Да.

– Тогда ходи.

Джон выдвинул вперед ферзевую пешку.

– Обычно ты ходишь с королевской пешки, – удивился Джо.

– Я передумал. По-моему, этот дебют лучше.

– Как знаешь.

Они сыграли партию. Джо победил без труда.

Следующие несколько дней Джон провел в хранилище с шлемом на голове, слушая колыбели и впитывая новые знания. Теперь картина сложилась целиком.

Корабль построили жители планеты Земля. На это их подвигло стремление достичь звезд, хотя чем оно было вызвано, Джон не совсем понял. Зато он узнал, как подбирали и готовили экипаж, какие тщательные проверки проходили предки будущих колонистов, а также какие биологические расчеты обеспечивали продолжение рода. Все это для того, чтобы к сороковому поколению, которому было суждено достичь цели – других звезд, – человечество осталось крепким, умелым и могло преодолеть любые трудности.

Еще он узнал о программе воспитания, о книгах, которые должны были поддерживать преемственность знаний, а также мельком ознакомился с психологическим обоснованием всего предприятия.

Но программа сбилась. Не у корабля – у пассажиров.

Книги отправили в переработчик. Про Землю забыли, ее застил Миф. Утраченные знания заменили преданиями и сказаниями. За сорок поколений исходный замысел и цель стерлись из памяти, и Экипаж свято уверовал в свою исключительность. Люди полагали, что Корабль и есть мироздание, что все возникло по Божественному промыслу и жизнь их следует раз и навсегда установленному распорядку.

Люди играли в шахматы и карты, слушали старинную музыку, но ни разу не задумались над тем, кто сочинил эти игры или кто написал эту музыку. Они убивали даже не время – жизнь – в бесконечных разговорах и пересказах баек из прошлых поколений. Истории как таковой у них не было, о будущем они тоже не задумывались – зачем, ведь все, что ни делается, все к лучшему [1] О преимуществах письменных свидетельств над устной памятью (в том, что касается точности) еще много лет назад высказался британский историк сэр Джордж Корнуолл Льюис, автор обширного труда о достоверности истории Древнего Рима. В этом труде Льюис приходит к выводу, что при устном пересказе исторических событий из поколения в поколение точность сохраняется на весьма небольшой срок, не превышающий ста лет. Следовательно, в описываемом космическом перелете длительностью в тысячу лет отсутствие письменных источников, весьма вероятно, приведет к тому, что про Землю забудут. В лучшем случае о ней останутся туманные упоминания, которые со временем превратятся в мифы и легенды. В наши дни, когда экономика оперирует миллионами и миллиардами, «тысяча» кажется весьма скромным числом, но в реальности тысяча лет – это очень длительный срок. Так, вторжение Вильгельма Завоевателя в Англию произошло меньше тысячи лет назад, как и открытие Америки викингами. От плавания Колумба нас отделяет всего лишь пятьсот лет. Таким образом, не будь у нас записей о плавании Колумба или норманнском вторжении, эти события либо исчезли бы из человеческой памяти, либо обросли бы невероятным числом домыслов. Чтобы не ходить далеко за примером, наши знания о тех же плаваниях викингов к Америке исчезающе малы, поскольку до нас дошли лишь фрагменты описаний, да и те появились значительно позже саг, воспевавших эти плавания. [ Прим. автора. ] .