Олаф Степлдон - Пламя [сборник]

Когда небольшой двухместный самолет, легкий и маневренный, беспечно приземлился на лужайку, старик сунул в карман книжку, вышел из дому и забрался на пассажирское сидение, приветствовав молодого пилота. Самолет вертикально поднялся над деревьями, а затем плавно заскользил вперед, складывая лопасти винта и убирая их в фюзеляж. Знакомый ландшафт разгладился в зыбучий зеленовато-коричневый лоскутный ковер.

Старик с удовлетворением обнаружил, что урчащий звук современного малошумного самолета практически не препятствует беседе. Легкий разговор ни о чем вскоре установил дружеские отношения с его спутником, но пропасть между пожилым революционером и этим молодым продуктом Революции неизбежно сохранилась. Сложность была обусловлена не только годами. Сама духовная структура стариков и новой молодежи характеризовалась неким неуловимым различием, различием столь глубоким и чреватым столь серьезными последствиями, что у человека старшего поколения могло сложиться впечатление: в основе этих молодых умов лежит иная, нежели его собственная, биохимическая структура. Конечно, они всегда были уважительны и даже дружелюбны — в наносной манере, но, казалось, постоянно от чего-то удерживались. «Словно потакают ребенку, который появился на свет недоношенным и никогда уже по-настоящему не повзрослеет», — подумалось старику. Когда же они давали волю своим чувствам, что случалось нечасто, то несли поразительный вздор. В связи с чем вставал вопрос: насколько вообще целесообразной была эта Новая образовательная политика? Но насколько тогда целесообразна сама эта современная Англия? Или весь Новый мир? В чем-то он, конечно, великолепен, но слишком много странных новых ценностей витает в воздухе. Старик относился к ним с подозрением. Что ж, возможно, то зрелище, свидетелем которого ему предстоит стать, прольет какой-то свет на этот вопрос. Прошел слух, что на церемонии будут представлены потрясающие нововведения, призванные показать, что новый и относительно молодой президент Всемирной федерации и многие его коллеги одобряют те получившие широкое распространение изменения, что происходят сейчас в жизни человечества, и намерены им благоприятствовать.

Втайне старик рассматривал эту вылазку в Лондон как нечто большее, нежели приятную увеселительную прогулку за счет правительства. Это была инспекционная миссия. Он являлся эмиссаром из прошлого, получившим предписание оценить достижения настоящего. Ему предстояло определить: с максимальной ли пользой те поколения, что пребывают сейчас во цвете лет, используют ту великую возможность, которую завоевали для них, после десятилетий кульминации и героической борьбы, предыдущие поколения?

Он решил начать свое расследование с молодого летчика.

— Как это, должно быть, чудесно — быть молодым в эти времена процветания, — сказал он, — когда все хлопоты и тревоги уже позади.

Молодой человек бросил на него быстрый взгляд и рассмеялся. Придя в некоторое замешательство, старик задумался: а осознает ли вообще эта новая молодежь, воспитанная с такой нежностью и на основе научного подхода, какой была та варварская дореволюционная эпоха? Парню определенно следовало преподать этот суровый урок, судя по всему, пропущенный им в детстве.

— Теперь уже, — заметил старик, — никто не живет в страхе войны, тирании или голодной смерти; того, что ты будешь гнить и разлагаться и ничего не сможешь с этим поделать, или что тебя заставят работать до тех пор, пока ты не умрешь, изнуренный и обессиленный. Мировой стандарт жизни высок, и даже отсталые народы уже приближаются к общему уровню. Все, полагаю, живут довольно-таки насыщенной и приносящей удовлетворение жизнью. Когда вы, молодежь, встанете у руля, серьезных проблем уже не будет, так что вам останется лишь поправлять то, что нуждается в улучшении. Что еще можно желать?

Молодой человек ответил после долгой паузы.

— Новые времена, новые идеи, новые проблемы, — сказал он.

И вновь наступила пауза, нарушенная уже пожилым.

— Естественно, когда внутриатомная энергия начнет широко использоваться в коммерческих целях, мы окажемся в самой гуще новой промышленной революции, но…

— Я об этом не думал, — сказал летчик, — хотя, при правильном использовании, через пару лет внутриатомная энергия наверняка изменит наше существование самым невероятным образом. Возникнут новые практические навыки, новые социальные группы, совершенно новая структура экономической жизни. Мы согреем Арктику, охладим тропики, придадим новый вид континентам, зальем водой пустыни, и у каждого появится личный ракетоплан для путешествий на значительные расстояния. В самом скором времени мы уже будем исследовать планеты. Но даже при столь грандиозных экономических изменениях мы сможем обойтись без великих потрясений, если…

— … если социальная дисциплина будет поддерживаться на должном уровне, — закончил за него собеседник.

— О, конечно же будет. Это не проблема. Сегодня опасность заключается скорее в том, что крайне удачная всемирная идеология столь беспощадно подавляет наш разум, что вскоре мы растеряем всю силу радикальной самобытности, самобытности, не входящей в общую систему культуры. Если это случится, мы окажемся не в состоянии справляться с обстоятельствами, которые требуют радикальных инноваций. Внутриатомная энергия вполне может оказаться среди этих обстоятельств. Новые достижения психологии обучения безусловно входят в их число. В ваши дни требовались дисциплина и единство, тогда как сегодня — разнообразие, оригинальность и полное выражение. Тогда было жизненно необходимо научить людей чувствовать общность и жить ею, отказываться от всего ради борьбы за нее. Но это сражение было выиграно. Теперь мы должны поощрять индивидуальность, помогать ей развиваться, раскрываться, проявляться в как можно большем количестве новых форм. Наши руководители, похоже, не осознают, насколько это важно. Их мышление осталось на уровне старого полупервобытного дореволюционного человека.

— Я и сам такой, согласен, — вставил старик.

Молодой человек рассмеялся.

— Разумеется, находились и такие, которые опережали свое время. Но большинство все же были полудикарями, рассудок которых с самого их рождения искажали и деформировали невежественные, извращенные родители и учителя, враждебная экономическая среда и культура, поощрявшая своекорыстие и карьеризм.

— Выражений вы не подбираете, — хохотнул старик, — но все сказанное вами — правда.

— Дело в том, — продолжал летчик, — что люди могут гораздо сильнее отличаться друг от друга, чем человекообразные животные, и в то же время — гораздо лучше понимать и обогащать друг друга. В общем-то, практически все постреволюционные человеческие существа превосходят в этом отношении, в силу своей большей сознательности, людей дореволюционных. События дореволюционного периода многих заставляли более глубоко постигать самих себя и свой мир, и Новая образовательная политика очень сильно помогла в этом плане молодежи. Но между нашей образовательной системой и устаревшей попыткой нашего правительства держать нас всех в узде имеется ужасное противоречие. Все это выглядит как-то глупо, ребячливо. Сегодня никто не хочет быть антисоциальным, так зачем их дисциплинировать? В прежние времена экономическая система вынуждала людей быть эгоистичными и антисоциальными, но система нынешняя ни к чему такому не подталкивает. Как мне представляется, сегодня своекорыстие возможно разве что в виде эгоистичного соперничества в системе социального обеспечения.