Алина Кут - Купольный город

«Так мы нашли Мишку, твоего будущего мужа», — продолжала мама свой видеорассказ.

Михаил резко встал, нажал на паузу и вышел из автомобиля. Я схватила автомат и выбежала вслед за ним.

Я застала Михаила в метре от автомобиля. Он стоял спиной ко мне. По его хаотично вздымающимся плечам и опущенной голове я поняла, что его душат слезы. Я ни разу не плакала во всей своей новой жизни, но иногда бывали моменты, когда горе или сострадание к ближнему настолько сильно, что кажется, сердце не выдержит и расколется на мелкие кусочки. А сейчас, начиная вспоминать все подробности своей прежней жизни, мы испытывали неизведанные доселе эмоции, которые просачивались наружу в виде крупных слезинок, застилающих глаза, стекающих по щекам и подбородку и несущих неимоверное облегчение. Видя его страдание, скорбь по вот-вот найденной, но уже умершей матери, я тоже не смогла сдержать слез. Михаил тихо подошел, обнял меня за плечи, и мы так долго стояли, не смея нарушить скорбного молчания.

Спустя несколько минут Михаил шепнул мне на ухо:

— Грустить будем потом. Наших матерей уже не вернуть. А вот раскрыть глаза всем горожанам на их великого правителя мы можем попытаться. Идем!

Его решимость передалась и мне. Он прав, у нас уйма дел. Нужно досмотреть мамину «исповедь», как я её про себя называла, а затем придумать план революции.

«Постепенно мы стали привыкать к такой жизни», — продолжила свой рассказ мама. «Мы по полгода, а иногда по году жили в опустошенных деревеньках, стараясь оставаться поблизости от зеленых комнат. В ночное время суток мы ходили по лесам, собирая грибы, ягоды и коренья. Мишка изловчился в охоте. Благодаря нему на нашем столе постоянно было мясо. Однажды мы чуть его не потеряли. В лесу он встретился с медведем, шкура которого потом долгие годы согревала нас».

Да-да, я помню этот случай. Нам тогда было лет по шестнадцать. Мама нехорошо себя чувствовала, и я с ней осталась дома. Михаил, как всегда, пошел на охоту с самодельным арбалетом. Уже в те времена он проявлял свои изобретательские способности, которые в современном мире развились до настоящего таланта. Обычно он управлялся с добычей мяса за три-четыре часа. Но в тот день он отсутствовал восемь часов. Сказать, что я волновалась, значит ничего не сказать. Я буквально билась в истерике. Каннибализм в то время хоть и несколько снизился, однако опасность наткнуться на любителей человеческого мяса оставалась. В шесть часов утра я, оставив маме ружье, отправилась на поиски Михаила, как когда-то сделала мама, решившаяся на поиски пропавшего отца. Михаил, к моему ужасу, отыскался быстро лежащим бездыханным телом на опушке леса. Я взвалила его тяжелое тело на свои хрупкие плечи и принесла домой. Спустя пару недель он уже поднялся на ноги. Именно в тот день я поняла, что люблю Михаила всем сердцем. Ведь любовь проверяется не в радостные времена, а в моменты смертельной опасности.

Скитаясь по разным городам и селам, мы провели еще шесть лет. Мы с Михаилом росли у мамы на глазах. Дикие и опасные условия жизни закалили нас. Пышущие силой и здоровьем (вот что делает природа с людьми, в отличие от цивилизации), мы вдвоем добывали пропитание, занимались огородом, лазили по подвалам в надежде найти криокамеры. Хотя, насколько я помню, мы уже давно отчаялись найти спасение в виде хотя бы самодельных капсул с жидким азотом. Мама настаивала на том, чтобы мы не прекращали поиски. Сама она сильно сдала. Условия жизни, не щадящие никого, плюс смерть отца сделали свое дело. Её единственной целью было загрузить наши с Михаилом тела в криокамеры и спокойно умереть, выполнив свой долг.

Мама не могла нарадоваться на нас. Видя наши взаимные чувства, она предложила нам сыграть свадьбу. Помню, тогда мы даже посмеялись над ней. Государства как такового уже не существовало. Власти, попрятавшись в свои капсулы, бросили свой народ на произвол судьбы. Гуманитарной помощи не было уже несколько лет. Зеленые комнаты приходили в упадок без патрульных, которые испарились вместе со своими начальниками. Радио молчало. Большинство людей жили семьями, объединившись по три — пять человек, как мы. Некоторые пытались организовать что-то типа государственных структур, но все их попытки не увенчались успехом. В 2028 году человечество было уже обречено. Единственным оплотом оставалась церковь. Я бы ни за что не поверила в слова мамы, рассказывающей нам историю кислородного взрыва и его последствия с экрана, если бы сама не вспомнила, что во мне жила вера в Бога. Священников, держащих ворота своих церквей открытыми во все времена, не трогали даже каннибалы. Встречая на своем долгом пути церквушку, мы обязательно заходили помолиться, послушать плавные и, главное, обнадеживающие речи священников.

Говоря о свадьбе, мама имела в виду венчание перед богом. Она всегда была строгих правил, поэтому отношений вне брака не признавала. Её постоянные намеки на наше венчание, наконец, сделали свое дело. Теперь мы двинулись в путь в поисках церкви, а не криокамер (хотя попутно их тоже пытались найти).

Церковь мы обнаружили в городе Орле. Поговорив со священником, мы поняли, что мы не одни такие странные, хотя я, честно говоря, ожидала, что он откажет нам. Бог отвернулся от нас, послав на человечество муки и страдания. Следовательно, он не примет и слияние душ в церковном браке. Так я думала, но оказалась абсолютно не права. Батюшка уверял нас, что самые трудные времена позади, и жизнь скоро начнет возвращаться в свое русло. Выжило много людей. Они не смогут вечно скитаться в поисках криокамер. В один прекрасный день они поймут, что общество нужно возрождать. Восстанут города, пусть без бетона, асфальта и электричества, будут создаваться семьи, рождаться дети, следовательно, заново строиться школы. Не важно, что земля изрыта морщинами — мы залатаем её раны. Не важно, что солнце обжигает нашу кожу — мы придумаем защитную одежду и крема от ультрафиолета. Не важно, что день похож на вечер, а ночь темна как никогда раньше — мы используем силу ветра для освещения городов. Не важно, что человек дышит с трудом в разреженном воздухе — наши легкие постепенно адаптируются.

Прослушав пламенные речи священника, мы воспрянули духом. Действительно, всё уже не настолько плохо, как это было даже пять лет назад.

Венчание состоялось 16 ноября 2028 года, в день моего восемнадцатого дня рождения. Перед венчанием мы с Михаилом, по древним христианским традициям, исповедались в своих грехах и причастились. Для торжественного случая батюшка достал припрятанный им несколько лет назад кагор (в последние годы причастие совершалось льняной лепешкой и освященной водой вместо положенных просвирок и кагора — тела и крови Иисуса). Мама сшила мне простенькое, но очень красивое белое платье из старой хлопковой простыни. На голову я накинула платок, который она хранила уже пятнадцать лет — подарок отца на годовщину свадьбы. Для Михаила мама выстирала и отгладила горячим камнем, нагретым ультрафиолетовым свечением солнца, извергаемым с небес, старые брюки, которые выглядели после этого очень даже сносно, зашила самую нарядную ситцевую рубашку. Вместо традиционных венчальных свечей мы использовали тоненькие церковные свечки. Венцы же сохранились, настоящие, позолоченные, обрамленные синими драгоценными камнями. Вот что значит преданность Богу. Священник, страдающий от голода, как и все мы, не пожертвовал реликвиями ради пищи и лекарств. Своих икон у нас тоже не было. Хоть церковь и была несколько раз разворована, батюшка отдал нам иконы спасителя и божьей матери как символ нашей любви, одобренной богом — вечной любви. Ирония судьбы: мы получили вечную жизнь, но вот вечная любовь, да и любое мимолетное увлечение под запретом в новом научном обществе. Если бы об этом мог знать священник наперед, он бы, я думаю, проповедовал самоубийство во избежание бесцельной вечной жизни.