Алина Кут - Купольный город

Чтобы соблюсти все традиции, в свидетельстве о венчании я вписала себе фамилию Михаила — Красных, несмотря на то, что смена фамилии — это традиция государства, а не церкви. После венчания мама устроила пир горой: она сварила борщ, настоящий русский борщ, достав остатки картошки, свеклы, моркови и лука и отварив их на густом бульоне из зайчатины. Мы ели суп впервые за несколько лет. Вода была дефицитным товаром. Я не знаю, откуда мама взяла три литра воды, наверное, целый месяц ставила миски у дождевых стоков.

В этом же городе мы и остались, хотя последнее время избегали больших городов, предпочитая их небольшим селам и деревенькам. С неделю мы жили в той же церкви — в небольшом пристрое, пока подыскивали себе подходящий домик или подвальное помещение.

После венчания, а особенно после пламенной речи священника о скором окончании наших невзгод, мы уже и думать забыли о криокамерах. Нет их — и не надо. Мы уже приспособились жить в условиях кислорододефицита. Именно тогда, когда нам они были не нужны, они и появились. Как говорится, закон подлости.

В поисках подходящего жилья мы с Михаилом целыми днями блуждали по улицам Орла. На второй день мы наткнулись на неприметную сторожку, рядом с которой четко выделялось кольцо, открывающее люк в подземный бункер. Сторожка располагалась на окраине города, поэтому мы справедливо рассудили, что здесь, по всей видимости, еще не побывали мародеры. На сохранность бункера указывали и многочисленные ростки ивняка, проложившие себе путь сквозь некогда асфальтированную дорожку. Более того, ключ от замка в подземное помещение, наше будущее жилище, как я полагала, на несколько лет, висел в сторожке на вешалке. Хочешь — не хочешь, поверишь в судьбу и Божий промысел. Будто кто-то свыше сохранил это место в целости и сохранности.

На карте города Орла, которую предложил нам священник, узнав, что мы хотим остановиться в его городе на некоторое время, было указано, что до начала разрушения кирпично-бетонных зданий здесь располагался завод по производству оптического оборудования, в 2018 году переквалифицировавшийся под изготовление криокамер. Давно исчезнувшая надежда найти свою долю жидкого азота и, следовательно, шанс на выживание, теперь ожила в нас обоих. Помню, как я представляла себе, что мы открываем люк, заходим в большущий зал, освещенный тысячами кварцевых механизмов (по аналогии с зелеными комнатами), внутри которого расположились сотни, нет, тысячи криокамер, готовых принять в свое нутро всех желающих. Может, поэтому две капсулы, одиноко стоящие в углу большой комнаты, несколько разочаровали меня. Михаил, напротив, был в полном восторге. Осталась только одна криокамера, и наша семья будет в безопасности! Оставив меня сторожить наше жилище в компании с заряженной двустволкой, Михаил побежал обратно в церковь за мамой и оставшимися там вещами.

Увидев две одинокие криокамеры, мама сходу начала готовить нас к криоконсервации. Еще в период первых разработок крионики она активно заинтересовалась устройством криокамер, условиями жизнеподдержания в жидком азоте, процессом замораживания человека. То есть она была в курсе всего, что касалось как промышленных, так и самодельных устройств. Во всяком случае, так было до тех пор, пока мы имели связь с окружающим миром: в интернете, на телевидении, на радио, даже в периодике, везде подробно описывались все новинки крионики XXI века, включая чертежи биокапсул.

Услышав наш отказ от заморозки, мама практически впала в истерику. И я её теперь, спустя пятьсот тысяч лет, понимала. После папиной смерти её основной задачей стало спасение своих детей: меня и Михаила, Мишутку, как она его частенько называла. Но мы не могли повести себя столь эгоистичным образом, бросив женщину, заботившуюся о нас в этот смутный период эволюции планеты, недоедавшую и недосыпавшую ради нас.

Разговоры об использовании найденных криокамер не прекращались ни на минуту. Мама пускала в ход все доступные ей средства: уговоры, мольбы, угрозы. Но мы с Михаилом твердо решили, что будем жить в этом бункере, охраняя ценные капсулы с жидким азотом, до тех пор, пока не разыщем еще одну криокамеру для мамы, пусть на этой уйдет не один десяток лет.

В этом бункере мы прожили больше года. Ни в одном городке мы не задерживались так надолго. Но тут были, можно сказать, идеальные условия. Свободное время мы проводили в соседней с криокамерным залом комнатке, оборудованной всем необходимым. Для нас оставалось загадкой, почему это место пустовало: помимо биокапсул с жидким азотом, на которые велась настоящая охота во всём мире, здесь было много продовольственных запасов (консервированные овощи и фрукты, тушеное мясо, копченая рыба, колбасы в вакуумной упаковке, мешки с крупами), отличные кухонные принадлежности (минипечка, работающая на дровах, коптильня, мангал, даже электроплитка, которая единственная осталась в стороне из-за повсеместного отключения электричества), средства связи. Здесь была даже небольшая библиотека, что меня, помню, особо обрадовало. Когда накатывали приступы удушья, мы садились на мягкий пружинистый диван и читали книги, журналы, старые газеты, кому что больше нравилось.

Конечно, мы знали, что не сможем прожить здесь всю свою жизнь. В любой момент сюда могли заявиться другие люди, возжелавшие захватить бункер для себя. А что с нас возьмешь: две слабые женщины (один Михаил не смог бы нас защитить), ружье да самодельный арбалет.

Однако и не этот факт стал причиной нашего согласия на заморозку. В Новый 2030 год я сообщила всем, что беременна. Скрывать беременность было бесполезно: мое состояние здоровья резко ухудшилось, приступы удушья повторялись с регулярностью в два, а то и три раза в неделю. Мама боялась, что ребенок не выживет и унесет меня с собой в могилу. Только под этим предлогом я, будучи уже на четвертом месяце беременности, согласилась на криоконсервацию. И первого февраля 2030 года мамина мечта сбылась — она, уверившая нас, что пойдет дальше на поиски криокамеры и что мы встретимся через несколько сотен лет, закрыла нас в капсулы, впустила жидкий азот и настроила компьютер на бессрочное поддержание необходимой температуры.

Мы с Михаилом сидели в полном молчании несколько минут, переваривая в своей голове весь мамин рассказ.

— Получается, у нас был ребенок? — спросил меня Михаил.

— Получается так, — ответила я, мельком взглянув на свой живот. — Я помню, как ты гладил меня по животу, разговаривал с ним.

— Но я не видел детей в Купольном городе. Я даже не задумывался об их существовании, честно говоря.

Тут меня осенило. В моей медкарте, которую я тайком отсканировала, была подозрительная, непонятная мне запись.