Гэри Ван Хаас - Создатели

– Я не знаю, что он сказал.

– Я сказал «да», – проговорил Руперт.

Порезанный ударил его снова, на этот раз в живот. Руперт согнулся пополам, шлепнулся на колени и с трудом дышал.

– За что? – спросил он.

Порезанный схватил его за футболку.

– Ты только что задал мне вопрос?

– Да. Нет.

– Он еще и врет, – сказал плосконосый. Он схватил Руперта за волосы и повернул его голову, чтобы заглянуть в лицо. – Ты задаешь вопросы и врешь.

Они швырнули его на пол и стали пинать по ребрам, плечам, голове. Удары сыпались на свежие раны, оставшиеся после избиения в фургоне. Когда у Руперта из носа хлынула кровь, а один глаз заплыл, они подняли его на ноги и заставили идти.

Сначала они остановились у промышленной мойки, где плосконосый положил на чашу металлическую решетку и достал пару латексных перчаток. Он взял Руперта за предплечья и прижал к решетке, так что его склеенные кисти оказались под широким краном.

Порезанный вынул из-под мойки большой пластмассовый кувшин с омерзительной темно-зеленой жижей. Он открутил крышку и оскалился, взглянув на Руперта.

– Не шевели руками, – сказал он и начал лить жидкость на покрывавший ладони Руперта клей. Сейчас он напоминал грязную застывшую смолу.

Липкая масса начала пузыриться, превратилась в белесую жидкость с едким запахом и закапала со склеенных ладоней. Руперт смотрел, как белые капли падают в раковину и запекаются темной коркой вокруг слива. Он пошевелил руками, чтобы растворитель попал на большие сгустки клея на ладонях и между пальцами.

Руки зачесались, а потом стали гореть. Зеленая жидкость или растворяющийся клей разъедали кожу. Руперт зашипел от боли и попытался отдернуть руки, но плосконосый еще крепче схватил его за предплечья.

– Чуть-чуть щиплет? – спросил порезанный. Он вернул кувшин под мойку и зажег сигарету. – Будешь дергаться – эта штука въестся как следует.

Жгло все сильнее. Руперту казалось, что он крепко сжимал в обеих руках щупальца ядовитой медузы. Стало жечь под ногтями и в суставах. Руперт сжал зубы и напряг каждый мускул в руках, он старался не закричать от боли, понимая, что за это его будут бить.

Клей продолжал растворяться, пузырясь и шкварча, как яйцо на сковороде, казалось, что плоть на руках плавится до самых костей.

– Знаешь, что помогает в таких случаях? – спросил порезанный. – Вода. Простая холодная вода. Он направил широкий кран на руки Руперта.

– Точно, вода помогает, – подтвердил плосконосый.

Порезанный коснулся вентиля на кране.

– Повернуть его?

– Да, – ответил Руперт.

– Что «да»?

– Да, пожалуйста, сэр, пожалуйста, включите воду. Господи, как больно.

– По-моему, он назвал тебя «господом».

– Правда? – порезанный наклонился вплотную к Руперту. – Ты назвал меня господом? Я для тебя бог?

– Пожалуйста, – Руперт хрипел от боли. Его пальцы скрючились, а ногти как будто отслаивались.

– Ну, что, хватит? – спросил порезанный своего напарника.

– Пойдет.

– Вроде хватит, – порезанный повернул вентиль, и широкая струя холодной воды хлынула Руперту на кисти, смывая химикаты и немного облегчая боль. Он сгибал и поворачивал руки, чтобы полностью смыть едкую жидкость. До этого он по глупости делал то же самое, когда порезанный лил ему на руки кислоту.

– Смотри, чтобы хорошо смылось, – сказал плосконосый. – Иначе разъест кости.

Руперт тщательно ополоснул руки и разглядел их. От запястий до кончиков пальцев их покрывали красные ожоги, из которых сочилась кровь, мышцы ослабли. Ногти были на месте, но некоторые из них отходили от кожи, как чешуйки, готовые вот-вот отвалиться.

Руперта провели вверх по пыльной бетонной лестнице, а потом вниз по коридору из шлакоблоков. Он оказался в помещении без окон, где было пусто, за исключением тяжелого деревянного стула с кожаными креплениями для запястий и лодыжек. Тюремщики пристегнули Руперта к стулу и вышли.

Он просидел один очень долго, но, не имея часов, не мог точно сказать, сколько прошло времени: двадцать минут, час или больше. Руки у него дрожали, а в пальцах как будто оголились нервы. Он несколько раз взглянул на единственный предмет в комнате – заплесневелую зеленую занавеску, отделявшую часть помещения. Он не знал, сколько места было за ней, возможно, она просто закрывала стену.

Руперт сидел спиной к двери, поэтому, когда она наконец открылась, он не увидел тюремщиков, пока они не оказались перед ним. Порезанный поставил перед Рупертом складной карточный стол, а плосконосый принес стул и подвинул его к столу, чтобы сидящий мог смотреть на Руперта. Они ушли, не сказав ни слова.

Прошло много времени, прежде чем они вернулись. На этот раз их сопровождал мужчина в черной офицерской форме и фуражке. Слева у него на груди виднелись серебряный череп и две орденские планки с разноцветными лентами. Руперт часто видел такие у военных, но на служащих Департамента террора они были редкостью.

Этот мужчина был поменьше двух других, даже изящнее, с густыми светлыми волосами и глазами очень бледного голубого цвета. Он держал большую черную сумку, похожую на саквояж провинциального доктора. Мужчина поставил сумку на стол и сел. Он не смотрел Руперту в глаза и не обращал на него внимания.

– Капитан задаст тебе пару вопросов, – сказал порезанный. – Если ты будешь себя плохо вести, мы тебя накажем.

Порезанный и плосконосый (Руперт решил, что они были тюремными надзирателями) развернулись и вышли. Он услышал, как за ними закрылась дверь.

Худощавый капитан достал переносной экран и стал что-то читать на нем, держа прибор под таким углом, чтобы Руперт не видел текста. Несколько минут спустя капитан поднял глаза.

– Дэниэл Руперт? – спросил он.

– Да.

– Вы диктор на «Глобнет Лос-Анджелес».

– Да.

Капитан покачал головой.

– С вами, журналистами, всегда проблемы. Даже в нынешней ситуации вам нельзя доверять. Людям вроде вас почему-то кажется, что, раз в городе расклеены баннеры с вашими лицами, ваше мнение что-то значит.

Руперт не знал, что ответить, и промолчал.

– Ваши родители живут в Бейкерсфилде. Пенсионеры. Часто навещаете их?

– Иногда.

– Похоже, только изредка по праздникам. Почему?

– Потому что… Я сам не знаю.

– Как дела с женой?

– Отлично.

– Вы редко ее трахаете.

Руперт запнулся, не зная, что сказать.

– Она очень религиозна.

– Религиозные женщины трахаются. Я это постоянно наблюдаю.

– Мы не… У нас…

– Что такое?

– У нас есть проблемы.

– Вы только что сказали, что у вас отличный брак.

– Скорее обычный.

– Нет смысла лгать нам, – сказал капитан.

– У нас не самый счастливый брак. Какое это вообще имеет значение?

Впервые за все время капитан посмотрел ему прямо в глаза. В его бесцветном взгляде сквозило что-то холодное и змеиное.