Борис Прохоров - Костер для сверчка

Полученные деньги он выкидывать не стал. Как не стал жертвовать их на богоугодные цели. Деньги Ростислав частично проел, частично истратил на билет. И теперь ехал на удобном месте, независимо поглядывал на проводников и на мечущихся в погоне за безбилетниками контролеров. Он чувствовал себя умиротворенным. Правда, на одной из станций ему показалось, что к вагону проследовал Соратник. Но это было ошибкой. Его сбили с толку блестящие хромовые сапоги. Сапог оказалось несколько пар — в соседний вагон усаживался цыганский табор.

В купе толкли воду в ступе: двое ростовчан доказывали кавказцам ущербность горских наций. Тройка смуглых молодых людей традиционно горячилась, хваталась за рукоятки кинжалов, болтающихся на поясе, быстро забывала про острое оружие и цепко бралась за вилки. И ростовчане и кавказцы ели из одной посудины. Закуска в глубоком судке представляла невообразимую смесь из кусочков баранины, долек чеснока, колец репчатого лука, огненно-красных стручков перца, стеблей зелени, пластиков помидор, подсолнечного масло и... азотной кислоты. Ну кислоты может и не было, однако Ростислав примечал, как от холодного кушанья восходили едкие пары. Шумная компания принуждала угощаться и его. Риск действительно, был велик: после первого глотка он задохнулся, убедившись окончательно, что, помимо азотной, в судке присутствовали уксусная и муравьиные кислоты, а также каустическая сода.

Оказав первую помощь, его оставили в покое. Он полоскал минеральной водой обожженный рот, а огнепоклонники продолжали искать рациональное зерно. Они искали там, где вовек но сеяли. Бритоголовые ростовчане азартно приводили доводы в пользу того, что все кавказцы склочники, головорезы и барыги, каких прежде не было на этой земле. Из приводимых аргументов получалось, что быть головорезом — не существенно, главное — торговать по совести. Горцы бряцали рукоятками кинжалов о серебряные украшения поясов, парируя пройдошливостью ростовчан. По мнению смуглолицых людей: их сотрапезники тоже... жуки порядочные и торгаши преотменные. С этим жители великого города не спорили, охотно соглашались, и, хохоча, предлагали тост за интернациональную дружбу.

Вскоре Ростиславу сделалось скучно. Поэтому он вышел из купе. Уже на пороге он расслышал предложение: расселить часть ростовчан на Кавказ, в горы, поближе к озону и богу, а соответствующее количество гортанноголосых аборигенов — в Ростов.

В проходе вялился на солнце узнаваемый тип. На поджарой фигуре бездельничающего типа аршинными буквами были прописаны курсы дзю-до, каратэ и еще с полдюжины единоборств, не исключая самбо. Такие ухари являлись крупными поставщиками сырья для травматологических клиник. Они владели множеством калечащих приемов. Могли отнять жизнь посредством подручного материала: камня, палки, — осколка стекла, кусочка шпагата, полиэтиленового пакета и пробки от шампанского.

«По мою душу», — мелькнуло у Пархомцева. Выходит, он не ошибся, признав на перроне Соратника.

Нужно срочно уходить. Но куда? Спрыгнуть на ходу с поезда? Акробатика — удел избранных или безумцев. Безумцем он был совсем недавно. Однако прыгать с бешено мчащегося поезда не хотелось.

«Пистолет» находился на месте. Ростислав, сохраняя спокойствие, прошел тамбур, на ходу демонстративно пересчитывая наличность.

Тип из прохода должен поверить, что преследуемый направляется в ресторан. Необходимо на какое-то время отделаться от слежки, а дальше... Дальше выход найдется.

«Спокойствие» Ростислава не выдержало проверки. «Тип» усомнился в поведении чудотворца и двинулся следом за ним. Одна за другой хлопали вагонные двери. «Хвост» не отставал. Вагон-ресторан встретил замком. Обычное дело: «Ввиду...» и тому подобное. Пришлось вернуться в тамбур.

Дверь, ведущая из тамбура на улицу, не поддавалась.

Столь же бдительно была задраена дверь противоположной стороны. Таким образом утечка пассажиров на пути следования совершенно исключалась. Не менее капитально охранялись верхние, застекленные, половинки дверей: частая решетка из никелированных прутьев превращала пассажирский состав в своеобразный «спецзак».

Ничего больше не оставалось как запереться в туалете. Только эта идея слегка запоздала — в тамбур ворвался «тип»...

По чистой случайности Ростислав, не попался на прием, бестолково отшатнувшись от нападающего. Дрессированный «тип» пораженно выругался: с подобной беспомощностью жертвы он сталкивался впервые.

Прижимаясь спиной к стенке, Пархомцев попытался продвинуться к проходу в соседний вагон.

«Фу!»— пугнул его «тип», выбросив вперед, и вверх обе руки сразу.

В последний момент перед прыжком нападающего Ростислав сделал, казалось, самое нелепое — плюхнулся на задницу... собранное в пружину тело пронеслось над его головой, чтобы с грохотом врезаться в перегородку.

Ростислав устремился вперед. Но оглушенный боевик снова опередил его — дорога к спасению оставалась закрытой.

Теперь «тип» решил действовать основательно; из его рукава выпорхнул длинный узкий стилет.

Неотрывно глядя на мерцающее лезвие, чудотворец тащил и никак не мог вытащить запутавшееся в складках рубахи оружие. Когда же он извлек его, то увидел как озадачился противник.

«Ш-ш-ших.., ш-ш-ших.., ш-ш-ших...»

Тесное помещение наполнилось дымом. Было странно, что какое-то шипение породило столь смертоносный эффект — «тип» завалился на бок и, дернувшись, застыл.

В ярости Пархомцев обрушился на дверь. Та устояла. Тогда он истратил остаток обоймы, целясь в замок. Этого хитрая конструкция не перенесла.

На маленькой станции было без изменений. Все также мозолил глаза красный карандаш водонапорной башни; лишь сами по себе полопались, а потом выпали из рам остатки стекол в круглых окошках под самой крышей, да потемнела кирпичная кладка, там, где цоколь башни был ближе всего к земле. По-прежнему лоснилась под солнцем мазутная грязь бывшей «Сельхозтехники», хотя остатков самой техники: рыхлителей, разбрасывателей, сеялок, и прочего, — уже не наблюдалось. Только в дальнем углу двора топорщился опрокинутый вверх тормашками десятикорпусной скоростной плуг, походивший на перевернутую мокрицу. Неизменными были и сопки; правда, чуть более порыжевшими за истекшие дни. Вольготно прогуливались куры. По-старому тявкали поселковые псы. Хотя ныне их лай принадлежал представителям породистого племени и только изредка — полукровкам. Во дворе одной из усадеб можно было увидеть бульдога, сосредоточенно выгуливавшего самого себя. Все было как и раньше. Немного изменились сами жители. Поселковые обитатели измельчали, в отличие от псов. В глазах жителей, словно в глазах дворняжек, поблескивала гадостная смесь нахальства и испуга. Встречные поглядывали таким образом, словно застали тебя за малоприличным хотя и естественным занятием. Пугало и обнадеживало местное кладбище. Оно сильно разрослось. Но могилки, которые посвежей, не смотрелись заброшенными: отдельные из них просто светились ухоженностью. Глядя на кладбище, любой приходил к выводу: осатанение не задавило людской памяти, а следовательно сохранилась надежда.