Руслан Шабельник - В двух шагах от рая (СИ)

– Так что, насчет прощения? – голос слегка дрогнул, и я скрыл эту дрожь, прочистив горло.

Кельвин смотрел вдаль, то ли не слыша моего вопроса, то ли, думая о своем. Я уже собрался повторить, когда губы собеседника разлепились.

– Я не богослов, не проповедник, я лишь смиренный служитель, поэтому… не знаю, слова могут быть не всегда верны. Например, святой Августин в своем труде «De Civitate Dei» утверждал, что мы в этом мире – чужие, наш истинный дом – вечный город, который ждет верующих, после смерти. Тот же Августин был уверен, что все в мире предопределено, и Бог назначил судьбу каждой душе с самого начала.

– Не очень обнадеживает, – и не совсем то, что хотелось услышать.

– В этом аспекте официальная церковь склонна не соглашаться с Августином.

– Я хотел уточнить, насчет прощения за уже совершенное, что ваша церковь, Августин, еще кто говорит об этом. Каков выход для грешника, а, совершивший зло, насколько понимаю, по вашей вере есть грешник.

– Ну, перво-наперво, следует пройти крещение.

– Официальный, так сказать, переход в вашу веру?

– Не совсем, совершая обряд крещения, ты подтверждаешь, что отдаешь себя Богу. Ты раскаиваешься в прошлых грехах, прошлой жизни, смываешь их, очищаешься в воде и обновленным, омытым, предстаешь перед Господом, вверяя себя, свою душу, жизнь в руки его. Долгое время христианство рассматривало крещение, как повторение жизни Иисуса, который умер, а затем возродился, однако сейчас мы вновь вернулись к изначальному, истинному смыслу. Все мы вышли из утробы, из воды, и здесь, погружаясь в воду, ты как бы умираешь, прошлая личность, прошлые благовидные или нет поступки, а появляется уже новый человек.

– Нырнул-вынырнул и все, ты прощен?

– Ты не просто ныряешь, ты смываешь с себя то, что хочешь смыть, желаешь оставить в той, прошлой жизни. Без духовной составляющей любой обряд – лишь пустое, ничего не значащее действо. Водолазы, погружаясь и выныривая, не проходят каждый раз крещение, ибо отсутствует духовная составляющая. Вода лишь символ, главная работа и главный обряд – внутри. И исповедь, без внутренней работы, лишь простое перечисление грехов и пустое сотрясание воздуха.

– Исповедь? – слово далеко не новое, но хотелось услышать, что скажет монах.

– Исповедь, это не рассказ, или перечисление своих грехов, ты как бы заново переживаешь их, содрогаясь от отвращения к самому себе, тому, кто совершил их, ты выталкиваешь их и все, что привело к ним, из себя, искренне раскаиваясь и надеясь, что подобное не повторится вновь. Но исповедаться можно не только человеку, но и непосредственно Богу. Искренняя, идущая от души молитва – вот что достигает ушей его. Как уже говорил, без внутренней работы, это лишь пустое сотрясание воздуха.

– И он простит?

– Бог все простит, Бог – милостив. Куда сложнее и куда проще, чтобы ты простил себя сам. Если ты прощаешь себя за совершенное, не значит ли это, что взял на себя работу Бога, и получается – раскаяние далеко от искреннего. Если не можешь простить – значит, живешь с этой мукой, но, если Бог простил, не идет ли такая жизнь в разрез с волей Его.

– Так что же, нет выхода?

– Не грешить.

– Этот выход не для меня. Поздно.

– Тогда живи так, чтобы вся последующая жизнь искупала поступки предыдущей. Совершай благие дела, не важно какие – от раздачи милостыни – до перевести старушку через дорогу, от улыбнуться и пожелать добра в ответ на хамство – до спасения жизни, ценой собственной. Твое искупление, твоя жертва. Нет меры благовидных и неблаговидных деяний, нельзя сказать, что за одно убийство, а я думаю, именно это гнетет тебя, нужно раздать тысячу кредиток милостыни и дважды попоститься. Просто живи, не греши и надейся, что твои благовидные поступки принесут много больше добра в этот мир, чем принесли зла те, другие. Но начало – это искреннее раскаяние и покаяние, через крещение, через исповедь, через молитву.

В дальнем конце дороги появилась Сита – я-то думал, она еще спит. На девушке было ярко-оранжевое одеяние, похожее на платье. Завидев нас на террасе, она помахала рукой. В ответ, я поднял ладонь в приветственном жесте. Странно, но почему-то на душе стало хорошо, словно Сита спешила ко мне.

– Давайте уже завтракать, – Кельвин подтянул свой мешок к подбородку.

18.

СИТА

После обряда, она должна себя чувствовать легко. Она должна быть полной уверенности, что все будет хорошо. Хорошо, между ней и... Майком. В конце концов именно из-за этого, она согласилась на экспедицию.

Кому расскажешь – засмеют. Люди прилетают на Элизию за вечной жизнью, богатством, здоровьем. А предел ее мечтаний – любящий муж рядом, дети, мелкие хлопоты по хозяйству. И правильно засмеют, счастье нужно добывать не на планете исполнения желаний, а в этой самой семье. Каждодневно.

После сегодняшнего обряда, Сита не ощущала ни облегчения, ни удовлетворенности. Она чувствовала себя виноватой. Виноватой оттого, что в самый главный момент просила не за того, за кого собиралась, должна. Возможно, она плохая жена, возможно, она не заслуживает счастья, и дело совсем не в Майке. Все то, что происходит – ее и только ее вина!

Туман почти рассеялся, стала видна гостиница и задний двор, и терраса, и парочка ее попутчиков на ней. Кажется, Тадао смотрел на нее, Сита робко подняла руку. Он помахал в ответ. Такой уверенный и такой несчастный… Чья-то рука легла ей на плечо и слегка сжала. Опять больные, но в это утро, Сита была готова пожалеть их всех. Ладонь, шершавая ладонь закрыла ей рот, пресекая и возможные слова, и крики, а в следующий момент…

19.

КЕЛЬВИН

«Давайте уже завтракать», – прощение, раскаяние, а кто бы простил его – брата Кельвина. Майор думает только у него есть демоны.

Неожиданно Тадао вылетел из-за стола и побежал. Стул запрыгал по пластиковому настилу террасы.

«Вы куда?..»

Майор бежал по дороге, неожиданно видимой в это утро дороге, что вела от гостиницы в сторону местного подобия города. В дальнем конце ее мелькнули коричневые фигуры, они несли что-то оранжевое и брыкающееся.

20.

Одна женщина очень любила своего мужа. Был он высок, хорош собой, баловал ее всяческими подарками и никогда не обижал и не повышал голоса.

И настолько она любила его, что боялась потерять. Тогда загадала женщина, чтобы ее любимы муж никогда и ни при каких обстоятельствах не оставил ее, и они всю жизнь были вместе.

Вернувшись домой, женщина обнаружила, что мужа хватил удар, он не мог двигаться, не мог обслуживать себя.

Женщине всю оставшуюся жизнь пришлось ухаживать за ним.

Ф.Незнанский «Элизия. Мифы и притчи» (Сборник).

ТАДАО

Нет! Нет!

Это было, как во сне, полукошмарном сне, когда бежишь изо всех сил, прилагая усилия и напрягая мускулы, а воздух становится подобен патоке – вязкий, тягучий, и дорога удлиняет свое полотно почти до границ видимости. Но это был не сон. Я бежал, а дорога – узенькая тропинка между камнями, все не кончалась, а туман – с утра такой редкий, туман уплотнялся до густоты облака. Серого, дождливого облака.