Тимур Максютов - Авель, брат мой (сборник)

Поразился:

– Спиртом пахнет.

– Естественно, – согласился гость, – для писателей настой делается на водке, вашему организму так привычнее. Вот для поэтов мухоморы используются. А художникам… Нет, вам лучше этого и не знать.

Яков Яковлевич спрятал бутылку в шкаф, за древней подшивкой журнала «Безбожник». Спросил:

– А что будет, если всё за один раз выпить?

– Не советую. Унесёт чёрт-те куда, до начала времён.

Сидоров испуганно кивнул и тихо поинтересовался:

– Слушайте, а вот это… Перемещение во времени – оно только в воображении автора будет происходить? Или на самом деле?

Курьер внимательно посмотрел главе секции в глаза и покачал головой:

– Странный вопрос. Вы же – фантаст. Умеете создавать судьбы и новые миры. Разве есть разница – в воображении или на самом деле? Ну, мне пора.

Пожал руку, повернул ключ в замке и вышел.

Растерянный Сидоров почесал затылок и пошёл к председателю Союза.

Спустя пять минут дверь скрипнула, и в кабинет проник Петрович. Тихо позвал:

– Яколич, ты тут? Есть чего выпить? Сил нет, опохмелиться надо.

Не обнаружив хозяина, писатель начал копаться в ящиках стола. Отдёрнул штору – искомого не находилось. Потом хлопнул себя по лбу, полез в шкаф и за подшивкой журналов обнаружил полную бутылку водки «Мутинка». Радостный, спрятал трофей за пазуху и ретировался.

Петровичу было очень плохо. Раскинув руки, он висел в пространстве, и его окружала какая-то серая муть – ни света, ни тьмы.

Голова трещала, в горле пересохло, руки дрожали. Фантаст попытался разглядеть собственные пальцы – и не смог. Вокруг было безвидно и пусто. На ощупь вытащил из-за пазухи бутылку с остатками жидкости, свернул пробку, высосал до дна. Легче не стало – эликсира было совсем мало.

«В вытрезвителе я, – догадался бедолага, – на Каланчёвской. И лампочку не зажгли – экономят, волки позорные».

Петрович собрался с силами и прохрипел:

– Свет дайте!

И тут же серая муть разделилась, распалась на две части: сверху образовался купол чудесного, яркого света, а тьма сползла куда-то вниз.

– Интересно, сейчас вечер или утро? Или вообще – день? – задумчиво произнёс Петрович.

И почему-то понял, что – день. Причём – первый. Откуда эта мысль пришла, писатель и сам не понимал. Он свернулся калачиком и заснул.

Утром сушняк стал просто невыносимым. Петрович открыл глаза и прохрипел:

– Эх, водички бы!

И сейчас же вверху образовалось небо и пролилось чистым прохладным дождём. Петрович напился и почувствовал, что ему надоело вот так болтаться в пространстве, подобно фекалиям в засорившемся унитазе. Хотелось принять вертикальное положение и размять ноги. Немедленно внизу появилась земная твердь. Фантаст опустился на неё и с удовольствием потопал башмаком, слушая при этом, как по планете волной разбегаются землетрясения, новорожденные горы рассыпаются в пыль и на их месте поднимаются новые.

Надо сказать, что Петрович совершенно не удивлялся происходящему вокруг. Длинная и насыщенная жизнь приучила его спокойно воспринимать любые случившиеся с ним происшествия. Так, однажды в тёмном коридоре Союза писателей он нос к носу столкнулся с голландским атташе по культуре. Европейский гость уже битый час безуспешно разыскивал знаменитого поэта– постмодерниста Харитона Раздербанина. Голландец, встретив Петровича, втянул запах трёхдневного перегара и аж заколдобился. Рассмотрел замызганый пиджачок в подозрительно пахучих пятнах, огромный потёртый портфель в руке, торчащую во все стороны неряшливую бороду – и радостно закричал:

– О, наконьец-то я встрьетил вас, Харьитон! Быстрее, мы опоздуем на самольёт!

Пока Петрович размышлял, сообщать ли иностранцу, что он на самом деле – вовсе не Харитон и вообще не поэт, его запихнули в такси, бережно опохмелили, бегом провели через ВИП-зал, минуя все контроли, и усадили в самолёт до Амстердама. Там его три дня возили на встречи с восторженными почитателями гения русской современной поэзии. Никто так и не заметил подмены, а когда на просьбу прочесть свежие стихи Петрович растерянно блеял: «Ну-у-у, вот. Э-э-э. Мэ…», люди начинали восхищённо хлопать и кричать «Браво!»

Если кто в России и заметил трёхдневное отсутствие Петровича, то списал на традиционный запой.

Самое удивительное, что и непосредственно сам Харитон Раздербанин никак не отреагировал на этот казус. Когда корреспондент телеканала «Культура» брал интервью о поездке поэта в страну тюльпанов, Харитон сначала переспросил:

– А я там точно был?

И, услышав утвердительный ответ, горько вздохнул и начал рассказывать о своих голландских впечатлениях.

Поэтому и сейчас Петрович, попав в совершенно непонятный переплёт, не стал переживать и нервничать. Он лишь подивился вслух, почему ярко освещённое небо над головой такое пустое:

– А солнышко где? Луна, звёзды?

И тут же вспыхнуло, засияло во всём великолепии чистое юное Солнце без единой морщинки или пятнышка, свойственных другим, пожилым светилам. Луна и звёзды на миг показались, обозначив своё присутствие, и исчезли до ночного времени.

Фантаст отвернулся от света и обнаружил, что с его тенью происходит что-то непонятное. Тёмный силуэт пузырился, оплывал по краям, словно битумное пятно на свежеотремонтированном асфальте. Тень дёргалась, будто пытаясь оторваться от почвы, и бессильно опадала.

Петрович, понаблюдав за странным явлением, удивлённо выругался:

– Чёрт!

И тут же тень вздыбилась и материализовалась в существо с тёмной шерстью, блестящими аккуратными рожками и бьющим по волосатым ляжкам хвостом.

– Слава тебе, господи, ну наконец-то! – сказало существо. – Я уж боялся, что ты про меня забудешь.

Писатель испуганно шагнул назад и спросил:

– А ты кто такой?

– Здрасьте, приехали! Тебе какое определение – классическое христианское, исламское, псевдонаучное? Или Гёте процитировать?

– Ты мне, это, мозги не соси. Нормально скажи, по-человечески.

– С каких это пор для нас с тобой «по-человечески» означает «нормально»? Ладно, попробую. Я – твоя злая сторона. Тень. Негатив. Противоположность. Которая может существовать только в комплекте с тобой. Ты – свет, я – тьма. Короче, я – Сатана. Или, по-простонародному – Чёрт.

– Так вот ты какой, гад. А я до сих пор только маленьких ваших видел, зелёненьких. Ну, когда переберу слегка. Противные, сучата, языки показывают, дразнятся.

– А, так это племянники мои. Не обращай внимания на малышню. Хуже, если хтонический зверь белка придёт.

Петрович и Сатана прогуливались по берегу моря и мило болтали. Чёрт оказался чудесным собеседником, вежливым и знающим. Когда Петрович пожаловался на пустоту мира, куда они попали, а так же намекнул, что неплохо бы перекусить, Чёрт подсказал: