Свен Карстен - Землемер

Ну-с, они все топчутся у меня в комнате, при этом никто меня не задевает, словно та часть кровати, на которой я сижу, является запретной зоной. Я встаю — все раздвигаются, давая мне пройти, но делают это до уморительного естественно. Эльзе как раз в эту секунду надо поставить фонарь на стол, она отворачивается, один из обслуги захотел покурить и он выходит в коридор набить трубку, другому вздумалось заглянуть под стул и он делает шаг назад — словом, у каждого тут же находится осмысленный повод освободить мне место. И все это совершенно бессознательно. Только я вышел за порог, как Эльза принимается водить рукой по простыни — они еще теплые, утверждает она. Конечно, я ведь только что там сидел. Но в тот момент хозяйка не могла их пощупать, иначе бы она наткнулась на мои колени. Поэтому ей пришлось ждать, пока я встану. Это доказывает, что меня все же видят, но подчиняются мысленному запрету меня замечать.

Я тогда просто ликовал, я словно очутился в волшебной сказке. Я чувствовал себя всемогущим. Я мог бы ущипнуть Эльзу пониже спины, а она даже бы не ойкнула, не позволила бы себе заметить, пусть даже остался бы синяк, все равно. Тут взрослые отослали мальчишку с наказом привести кого-нибудь из начальства, дескать, Вайдеман исчез, возможно — дезертировал. Как же, буду я дезертировать! Не на того напали! Я устроился получше, я стал невидимкой, сам себя демобилизовал. Мальчишка уже поворачивается, чтобы бежать выполнять и тут я даю ему сапогом дополнительное ускорение. Не удержался просто. Он так и покатился по коридору, потом вскочил, ругается как взрослый, а сам все взглядом по полу шарит — ищет гвоздь, об который споткнулся. Я чуть не умер от смеха, причем, я хохочу, а никто меня не слышит! Прекрасное ощущение! Тут я понимаю, что мне нет больше никакой нужды идти на службу, не надо извиняться перед полковником, ничего не нужно, я свободен! Война меня больше не касается, пусть дураки воюют! Я наскоро взял кое-что из одежды, мундир демонстративно оставил висеть и вышел в этот чудесный новый мир.

Боже мой, солнце светит, тепло, птицы поют! Ну, возможно они и не пели, сентябрь все же, но мне тогда казалось, что пришла весна. Я иду, кругом полно людей, много знакомых лиц, но никто меня не приветствует, посмотрят в мою сторону и сразу же отвернутся. Я засомневался, было, а так ли я невидим? Возможно, они сознательно меня игнорируют, как подозреваемого в дезертирстве? Тут опять попадается давешний мальчишка, теперь уже с дежурным офицером, я его прекрасно знаю — обер-лейтенант Эберт. Я заступаю ему дорогу так, что он неизбежно должен на меня наткнуться, сбиваю щелчком с него фуражку и говорю прямо в лицо: Привет, Феликс! Тот чертыхается, бормочет под нос что-то вроде «Проклятый ветер!», поднимает фуражку, отряхивает и снова водружает себе на голову. Потом обходит меня, словно лужу, даже перепрыгивает через мою тень, и следует себе дальше.

Мне тогда первый раз не по себе стало, какое-то сожаление закралось — он меня не заметил. Обидно, все же, когда тебя не замечают. Но я сразу сказал себе — а ты ждал, что Феликс отреагирует иначе? О, привет, привет, Андреас! Ого, брат! да ты стал невидим, вот здорово! Молодец, пойдем, пропустим по стаканчику, и ты расскажешь, как же ты так ухитрился? Мне ведь тоже всегда хотелось, да я не решался, а ты вот взял да и стал невидимкой! А? Полный бред.

Тогда я направился в полковую кантину — почувствовал, что голоден. Там еще несколько свободных от службы офицеров сидело. Подхожу к стойке и уже, было, рот открыл, чтобы сделать заказ, и тут сообразил, что меня не услышат. Просто не услышат и все. Как же теперь питаться?! Самому взять? На стойке только пустые стаканы и зубочистки. Я прошел на кухню. Еще иду и думаю, что, если повар спросит, чего я потерял на кухне, то я совру ему, что искал туалет и ошибся дверью. Человеку трудно сразу перестроиться. На кухне полно всякой еды, но сырой, овощи валяются нечищеные, мясо жарится, но не будешь же его таскать вилкой со сковороды. Безнадежная ситуация. Из готовых продуктов есть только вино в бутылках. Хорошо же, думаю, дождусь, пока кому-нибудь принесут заказанное, и украду его тарелку. А пива я себе и сам налью. Так и поступил и, кстати, так и делаю до сих пор.

Тот офицер просто рассвирепел, когда его тарелка пропала. Вызвал кельнера и отчитывает, дескать, какого черта его заказ до сих пор не готов. Кельнер божится, что подавал. Тогда где же оно?! А я как раз поставил украденное блюдо на соседний свободный стол и отошел взять прибор. Тут они обнаруживают пропажу на другом столе — ах, говорит кельнер, я по ошибке поставил не туда, прошу у господина пардону. Я вижу, что остаюсь без завтрака. Опять, как в случае с сапогом, протягиваю руку и снова забираю тарелку, теперь уже держу ее крепко и ем побыстрее. Моя жертва начинает все с самого начала — снова зовет кельнера и спрашивает, где же заказ. Кельнер вторично извиняется — первого раза как будто и не было! Они его просто забыли! Феноменально, да? Блюдо искали и не нашли, поскольку я вцепился в него обеими руками и только ждал окончания поисков. Отлично, изготовили новое и тот офицер, хоть с опозданием, но поел. Я тоже. Когда кельнер забирал грязные тарелки, я улучил момент и подсунул ему свою. Он утащил все на кухню, а чуть позднее, когда я пошел налить себе пива, я видел через дверь, как кельнер стоит и пялится в мойку — он обнаружил, что посуды на одну тарелку больше чем гостей. Конечно, он не стал ничего выяснять. Но я просто видел по его лицу, как он думает — ах, вот оно что, господа решили подшутить, спрятали одну тарелку под стол и разыграли меня как мальчишку.

Эта история с тарелкой навела меня на мысль, что жизнь невидимки не так уж безоблачна. Есть свои сложности. Вы читали новеллу этого англичанина, Вэльса, про настоящего человека-невидимку? Нет? Тот литературный герой сделал себя невидимым физически — выпил какую-то химическую дрянь, чем-то там облучился и стал прозрачнее стекла. Так у него жизнь была много кошмарней, он был вынужден ходить голым, так как прозрачной одежды он себе сделать не удосужился, а дело было зимой. Еще он должен был прятаться всякий раз после еды, пока съеденное не перестанет просвечивать через его невидимое тело. И его было слышно. Не можешь даже пукнуть. Масса неудобств. Неудивительно, что, в конце концов, он спятил, объявил себя королем и, коротко говоря, очень плохо кончил.

Я тоже невидим, но это другой тип невидимости, условный. Я условился со всем миром, что меня как бы не видно. Игра такая. И все окружающие в нее очень серьезно играют. Поэтому все переносится гораздо легче, не так как в том рассказе. Я хожу одетый, мне тепло. Всякая вещь, которую я одену, автоматически считается тоже невидимой. Сплю я в общежитии статистиков, свободных мест там, правда, нет, поэтому я приловчился спать днем, на чужих постелях, пока хозяин комнаты на службе. Я не боюсь, что меня обнаружат — даже если кто-нибудь вернется пораньше, меня не побеспокоят, найдут тысячу законных причин не ложиться в кровать пока в ней лежу я. А бодрствую я, в основном, ночью, так удобнее.