Роберт О`Брайен - Z – значит Захария

– А теперь взгляни на седьмой пункт в таблице.

«Для ручной подачи в случае отсутствия электричества вставьте сюда ручку «H». Удалите клиновой ремень».

– Что это за ручка «H»? – спросила я.

Он показал мне еще один рисунок на противоположной странице. Ручка «H» оказалась похожей на дверную, в виде круглого набалдашника, со штырьком на конце, как раз подходящим к «Отверстию 7» на шкиве. Как просто! Получается колесо с рукояткой для вращения!

Я не выдержала:

– И что, если я буду крутить ее, пойдет бензин?

– Сперва прочитай молитву. Должен пойти. Не забудь снять ремень.

– Как?

– Поддень отверткой.

– Можно же просто перерезать.

– Нет! – он почти закричал. – Клиновой ремень еще пригодится, а нового мы нигде не найдем.

Я пошла к магазину и осмотрела (впервые!) бензоколонки перед ним, обычные красно-белые стойки, мимо которых проходила тысячу раз, – одна с высокооктановым бензином, другая – с обычным. Их передняя стенка, как я теперь заметила, висела на петлях, как дверца, только привинченная с другой стороны. Вооружившись отверткой из магазина, я открутила винт, поддела дверцу и с громким скрипом открыла ее. Внутри все оказалось в точности, как на чертеже: мотор, ремень, шкив, трубы, ведущие вниз. А на дверце, прижатая пружинкой, висела та самая ручка «H».

Я попыталась снять ремень со шкивов отверткой, но он сделан из очень твердой, нетянущейся резины, так что в итоге пришлось взять еще отверток, отвинтить шкив от мотора, снять ремень, затем привинтить шкив обратно и навесить на него ремень, чтобы не забыть, где он, когда тот понадобится.

Дрожащими от волнения руками я взяла ручку «H» и вставила в паз на большом колесе. Отцепила шланг и, уже держа его наконечник одной рукой, а рукоятку колеса другой, задумалась: в какую сторону? На шкиве нашлась стрелочка, указывающая против часовой стрелки. Я рискнула, и через десять секунд жидкость плеснула на гравий мне под ноги. Запах не оставлял сомнений – бензин.

Я перестала качать и бросилась в магазин за пятигаллонной [8] Почти 19 л. канистрой. Кое-как доковыляв с нею – канистра била меня по ноге при каждом шаге – до сарая, наполнила бензобак. Проверила масло – в норме. У трактора был стартер, но аккумулятор, конечно, разрядился. Впрочем, такое и раньше случалось не раз, поэтому я знала, как запустить двигатель вручную. Сперва подкачала топливо в карбюратор, как показывал папа (нас всех учили водить трактор начиная с восьми лет), потом, прочитав молитву, про которую забыла на заправке, с силой крутанула рукоятку. Мотор завелся сразу, с оглушительным фыркающим ревом, казалось, он колотит меня по затылку. Так почти что и было – за год я совершенно забыла, какими громкими бывают машины.

Звук отчасти усиливался тем, что трактор стоял в сарае. Я забралась на сиденье, включила заднюю передачу и выехала на двор. Рев стал терпимее. Хотя я не сомневалась, что мистер Лумис все слышал, мне хотелось, чтобы он это и увидел, поэтому я подогнала трактор к дому, к его окну. Я почти смеялась, вспоминая, как ненавидела садиться за руль несколько лет назад, – девчонки из Огдентауна на тракторе не ездили. Но теперь я радовалась тому, сколько времени и сил он сэкономит нам, и поспешила в дом поделиться этой радостью.

Он сидел на краю кровати и был на удивление холоден и деловит.

– Ты нашла ручку «H».

– И бензин пошел с первого же оборота! – чуть не кричала я. – Видимо, цистерна полная!

– Что ж, если это так, то у нас есть три тысячи галлонов. По крайней мере, так говорит «Механика – фермерам» про стандартную подземную цистерну.

А я от восторга даже не проверила второй насос! Возможно, у нас шесть тысяч!

Я заехала в сарай задом и прицепила плуг. Что делать, я уже решила. Когда идешь от дома к сараю, пастбище, дальнее поле, пруд и малый ручей лежат по правую руку. Слева же растет несколько плодовых деревьев, а за ними есть еще одно небольшое поле – около полутора акров [9] 0,6 га = 60 соток. . Папа раньше сажал на нем дыни, тыквы, кабачки и т. п. для продажи в Огдентауне. Но потом бросил, сказав, что это не приносит столько денег, сколько требует времени. Последние лет пять он косил поле, но не засевал.

Я решила, коль скоро у меня теперь есть трактор, вспахать этот участок и засеять кукурузой, может быть, с парой рядов сои и фасоли. На маленьком огороде возле дома им места не хватало. Кукурузу мы сможем есть сами, кормить ею кур и, если останется, коров – уж ботвой-то точно.

По правде говоря, теперь, сидя в рычащем тракторе, я могла посмотреть в лицо истине, которая до этого была слишком печальной, чтобы о ней думать: магазин – это иллюзия.

Он казался, особенно поначалу, бесконечным источником всего необходимого. Но на самом деле я знала, что это не так. Там стояли мешки муки, круп, сахара, соли и куча ящиков с консервами. Но большая часть всего этого, кроме, может быть, соли и сахара, не может храниться вечно, даже если я их не истрачу. Им уже было больше года, а лет через пять все окончательно испортятся (наверное, какие-то консервы продержатся дольше, не уверена).

Были в магазине и всевозможные семена: кукурузы, пшеницы, овса, ячменя, овощей и фруктов – почти всего, что растет в наших краях. Даже цветов, о которых у меня не было времени подумать. Но опять же, в первый год прорастают почти все семена, через два года всхожесть уже снижается, а через три-четыре года сеять их просто бесполезно.

Еще до прихода мистера Лумиса я подумывала перекопать эти полтора акра лопатой. Резать вручную пятилетний дерн было бы ужасно тяжело, поэтому я едва не визжала от восторга по поводу трактора, и мне не терпелось приступить к работе.

Я решила посеять кукурузу, а не пшеницу, овес или ячмень. Конечно, хотелось бы вырастить пшеницы для хлебушка, но мне нечем было ее обрабатывать: ни молотилки, ни мельницы. Зато в сарае была старинная ручная машина для грубого помола кукурузы. И потом, кукурузу можно есть и так, как и бобовые.

Когда я начала пахать, наконец-то выглянуло солнце, приятно грея мне спину. Фаро побежал за мной на поле; выглядит он уже намного лучше, даже шерсть стала отрастать. Он наворачивал круги рядом с трактором – такая привычка появилась у него много лет назад, когда папа пахал или косил, то и дело выпугивая куропаток или перепелок, скрывавшихся в траве. Теперь их, конечно, не было, но Фаро все равно был счастлив, и я была счастлива. Хотелось петь, но в тракторе это бесполезно – сам себя не услышишь. Так что вместо этого я, как обычно, стала вспоминать стихи. Мне очень нравится поэзия, а этот сонет – один из моих любимых. Он начинается: