Роберт О`Брайен - Z – значит Захария

– Ушел?

– Кто ушел?

– Эдвард, – ответил он.

– Вы снова бредите.

Он покачала головой и сказал:

– Да, я забыл. Эдвард мертв. Он не мог бы дойти так далеко.

Значит, снова Эдвард. Мне не по себе. Если ему чудится Эдвард, который, насколько я поняла, был ему другом, почему он хочет убить его?

Думаю, мне лучше поспать здесь, на диване. Он спит очень беспокойно, все время бормочет и стонет.

Забыла дать ему холодный чай, но ничего, утром тоже будет хорошо.

4 июня

Утро.

Ужасный день.

Я не знаю, какая у него температура: она поднялась до 106 [13] 41,1 °C. , а дальше градусник просто не показывает. По-моему, долго с такой температурой прожить нельзя.

Я вспомнила: на уроках в школе нам рассказывали, что температуру можно сбить спиртом. Бутылочка нашлась наверху, в аптечке. Каждый час я пропитываю папин носовой платок спиртом и протираю мистеру Лумису спину, грудь, руки, шею и лоб. Он пытается сопротивляться – наверное, для него это как лед, – но, кажется, помогает.

Он по-прежнему в основном спит, а если и просыпается, то только от кошмарного сна. Лишь изредка на пару минут он приходит в сознание и узнает меня, даже смотрит на меня и слушает. Остальное время бредит, и в бреду все время боится одного и того же: что Эдвард здесь и угрожает ему чем-то непонятным, но ужасным. По крайней мере мне не понятным.

И все же я начинаю осознавать, что между мистером Лумисом и Эдвардом (его фамилии я не знаю) что-то произошло и что они были не друзьями, а врагами, по крайней мере под конец.

Иногда он ведет себя так, как будто я – Эдвард, но обычно просто глядит сквозь меня невидящим взором, словно смотрит на кого-то за моим плечом. Я даже несколько раз огладывалась, настолько это убедительно. Временами он думает, что Эдвард здесь, в долине, в доме, а временами он вместе с ним в Итаке, в подземной лаборатории. И еще он все время повторяет одно и то же.

Это началось сегодня утром. Я постучалась и вошла к нему со стаканом холодного чая и яйцом всмятку, разболтанным в чашке, – надеялась уговорить его съесть хоть немного. Он не спал, но заговорил не со мной, а с дверью за моей спиной:

– Назад, Эдвард! Отойди. Это бесполезно.

Я сказала ему:

– Мистер Лумис, это я! Я принесла вам завтрак.

Он протер глаза, они стали осмысленными. Но говорил нечетко и усталым голосом:

– Не надо завтрака. Мне плохо.

– Постарайтесь, – настаивала я. – Я принесла вам холодного чая.

Я протянула ему стакан, и, к моей радости, он взял его и жадно выпил, ополовинив залпом.

– Спасибо, – сказал он. – Это здорово.

Он допил остатки и закрыл глаза. Думаю, это было довольно питательно – там столько сахара.

– Я потом еще принесу, – сказала я. – А теперь попробуйте яйцо.

Но он, открыв глаза, снова смотрел на дверь. Он хотел закричать, но лишь шептал слабым голосом:

– Эдвард?

– Мистер Лумис, Эдварда здесь нет.

– Я знаю. Куда он пошел?

– Да не волнуйтесь вы из-за него.

– Ты не понимаешь, – зашипел он. – Это же ворюга. Он украдет… – Больной осекся, словно вспомнив что-то, а потом, к моему ужасу, с жутким стоном попытался встать с постели.

Я схватила его за плечи и уложила обратно. С минуту он боролся, довольно сильно, но потом лег, дыша часто и поверхностно.

– Бедный мистер Лумис, – начала я. – Пожалуйста, поймите. Вы в бреду. Нет никакого Эдварда, и красть тут нечего.

– Костюм, – прошептал он. – Он украдет костюм.

Так вот что не дает ему покоя. Защитный костюм. По какой-то причине он считает, что Эдвард собирается украсть его.

Я объяснила:

– Мистер Лумис, костюм в тележке, в чемодане. Вы сами его сложили и убрали туда. Не помните разве?

– В чемодане! – проговорил он. – О, Боже, так вот куда он делся.

Я явно зря это сказала, потому что он снова попытался встать. Я удержала его, теперь это было легко – он потратил слишком много сил в первый раз. Но я в ужасе от его постоянных попыток встать. Я боюсь, он упадет и расшибется, но еще больше того, что не смогу притащить его обратно, если он уйдет. Идти обратно он уже не сможет, а смогу ли я поднять и тащить его, не уверена. Поэтому придется остаться с ним в комнате, по крайней мере пока не закончится его бред.

А он заразный. Наверное, потому что нас всего двое и его мысли передаются мне. Этого бы не происходило, если бы мне было с кем еще поговорить. Я сижу у окна, пишу, поглядываю на тележку за окном, рядом с палаткой, где она и стояла, и ожидаю, что вот-вот выйдет… – кто? Эдвард? Я даже не знаю, как он выглядит! – подкрадываясь к заветному чемодану. Но вижу только Фаро, лежащего на примятой траве рядом с палаткой и своей миской, ожидая кормежки. Скоро позову его в дом и покормлю здесь.

Нет. Лучше вот что. Как только мистер Лумис немного успокоится – а, кажется, к этому идет, – я выбегу с едой для Фаро и возьму защитный костюм. Положу его у кровати, чтобы он видел. Позволю себе такую уступку его бреду, если это его успокоит.

День

Я принесла костюм, но несколько минут спустя как раз этот кошмар-то и закончился, и больной погрузился в другой, еще худший, возможно, навеянный видом костюма. Он снова был в Итаке, отчаянно ругаясь с Эдвардом. Я рада, что все происходило во сне, потому что выглядело все так, что один из них сейчас убьет другого. Как и раньше, мистер Лумис разговаривал с воображаемым собеседником – мне доставались только его реплики, но он «слышал» обоих. Голос его был слабым, невнятным, но все равно холодным, полным ненависти и угрозы… Судя по всему, когда двое мужчин заперты в тесном помещении, между ними всегда возникает опасная напряженность.

Когда он начал говорить, я сидела у окна и потому не слышала начала. Затем речь стала яснее.

– …даже на двадцать четыре часа, Эдвард. Даже на двадцать четыре минуты. Если ты так хочешь искать свою семью, иди. Вперед! Но костюмчик остается здесь, а дверь будет заперта. Даже не пытайся вернуться.

Пауза. Он слушал ответ Эдварда.

Бедный Эдвард. Нетрудно догадаться, что происходило. Он и мистер Лумис оказались запертыми в подземной лаборатории, очевидно, вдвоем. Наверное, остались там, заработавшись допоздна, возможно, готовясь к приезду комиссии из Вашингтона, когда начались бомбардировки. У них было радио – а может, и телевизор, – так что они знали, что происходит. Наверное, имелся и телефон, но уже спустя час после начала от него не было толку.

У Эдварда были жена Мэри и сын Билли, и он просто места себе не находил от беспокойства за них. Я понимаю его – знаю, что он чувствовал. Наверное, поначалу побаивался выходить наружу – на тот район упали водородные бомбы, а не просто принесло радиоактивные выбросы. Но через несколько дней, когда все утихло, он хотел выйти на поиски своей семьи – вот тогда-то и началась их ссора.